Page 920 - И жили люди на краю
P. 920
917
– Всё, скоро маму увидим, – сказал дочерям Ромашов.
– Вероятно, сразу и не узнаем. Она теперь чёрная, как
негритянка.
– А правда, – смеялись близняшки. – Во интересно!
Каждый день торопили: быстрей пролетай, и считали,
сколько ещё осталось.
Тридцатого августа (дату эту он запомнил навсегда)
Ромашов немного задержался на работе – получал зарплату.
Дома ткнулся в запертую дверь, подумал, что девчонки где-то
забегались. Вошел. На кухонном столе – арбуз, персики, бананы.
«Приехала! – обрадовался Михаил. – И куда-то умотали. К
соседям, что ли?» Снял робу, помылся, залез в домашнюю
одежду, хотелось есть, но он решил подождать: вот-вот подойдёт
его женская бригада.
Посидел на диване, просмотрел газету. Ну, где же они?
Встал. У, какой арбуз! И как дотащила? Приподнял его,
прикидывая: килограммов десять тянет, красавец, и руки застыли
– увидел тетрадный лист, весь исписанный её круглым почерком;
колючая дрожь прошла по сердцу – почувствовал: не простая
записка, что-то в ней страшное о Лене или Оле. Машиной сбило?
Поранились чем?.. Тяжёлыми пальцами взял он лист – и глаза
резануло:
«Миша, прости. Тысячу раз прошу, прости. Я увезла
девочек с собой. Так случилось, Миша. Не думай, что я одурела,
увидев иную жизнь. Хотя пожить по-человечески, конечно,
хочется. И у девочек всё будет».
«Что будет? Что случилось? Ни черта не пойму, – Ромашов
вскочил и выбежал на крыльцо, словно Надежда находилась ещё
где-то во дворе, хотя уже догадался: встретила кого-то, вскружил
ей голову. – Залечилась баба!.. Спокойно, – сказал он себе.
– Набиваться не стоит, раз так, но поговорить надо, пока
недалеко. Пусть получше подумает, какому курортному ловеласу