Page 957 - И жили люди на краю

954
не откроет, даже не сумеет стать умелым плотником или
столяром. Следовательно – нужна власть... Небогатые умом, они
на какое-то время, случается, одурачивают многих. А тут и
одурачивать особо не надо, взошёл на ступеньку, и все, кто ниже
– подчиняйся. Он уже сделал несколько сладостных шагов по
лестнице, освоил диалектику карьеры и, исполняя свои
обязанности наскоками, дилетантски, усердно работал на
секретаря – готов был слепить хоть десять вариантов любой
рукописи, лишь бы угодить, быть рядом. Где-то раздобыв
длинные, едва ли не полуметровые ножницы, он искусно
выстругивал ими абзацы и отдельные фразы из различных
документов, статей, книг. Наструганное накалывал на чистые
листы бумаги, кое-какие предложения соединял своими словами.
В этом было что-то комическое, над ним, Мошкиным,
посмеивались, но он-то творил вдохновенно, и при каждой удаче
мысленно возносился; из него пренебрежительно прорывалось:
дескать, что там поэты, пьянчуги?.. Он уже считал, что пишет
самое нужное и лучше всех. Пора самому издать книги, народ
образумить – сидел-то он на месте городского идеолога.
Но однажды, во время дежурства по обкому, которое
выпадало раз в месяц, Игорь увидел идеолога совсем иным.
Дежурил Игорь во второй приёмной – в кабинете Ливанова
целыми днями вели ремонт и оттуда угарно несло краской. Был
одиннадцатый час вечера, всё реже звонили телефоны и казалось,
что в здании уже никого нет, кроме милиционеров внизу, у входа.
И вдруг в приёмную вошёл Ливанов в расстёгнутом пальто; из-за
спины секретаря вывернулся идеолог.
– Ищи тут! – показал Ливанов на сейф в углу. – На ключи.
Идеолог схватил связку ключей и суетно впихивал в
скважину то один, то второй, то третий; сейф не открывался.
Ливанов стоял озлобленный, держа руки в карманах.
– Думать надо, а не совать куда попало!