Page 89 - Возле моря

Всякие они, как и мы. Не понимаю твоих рассуждений. Барин
обидел?
– Обиды нету.
– Это верно. И кормит сытно, и денег даёт, и есть где спать.
А сюда переедем, может, комнату отдельную получишь. Они-то,
молодые, наверху будут жить.
– Кумекаю. Не дурак. Но душа не ложится на эту землю. Ну
никак!
– Ляжет. Ко всему привыкают. Ты меньше себя дурными
мыслями тревожь. И когда по сторонам глядишь, хорошее лови.
Дивного тут много. Или песню потихоньку тяни. На жизнь
негоже обижаться, не любит она этого.
Прокоп уехал. Афанасий вспахал второй участок – под
овёс; затем на первом разбивал мотыгою комья, разравнивал
землю граблями – тяжело шла работа; пашня не радовала, но и не
хотелось сетовать на неё, терять надежду: мол, тут не взойдёт
картошка. Он первый пробуждает её к жизни иной, а какой станет
эта жизнь, и от него зависит.
Ещё четыре телеги назёма привёз Прокоп, по-прежнему с
пугливым взглядом, грустный; сказал, что коли будет жив, то
завтра утром доставит тук и семенную картошку и поможет са-
дить.
– На, бери, – протянул ему ружьё Афанасий.
Прокоп отказался.
– Сегодня ночью, говорят, мужик повесился, бывший со-
сланный. На горке жил, на отшибе. А может, кто из ихних по-
весил. Но-о! – крикнул на лошадей.
Провожая Прокопа взглядом, Афанасий подумал:
«Закис парняга. А был и рассудительным, и прочным.
Прочнее меня. Чем же его успокоить?»
Вернулся Прокоп живым. И рано. И сразу взял тяпку;
острым углом гребка выстругивал бороздку поперёк поля, а
Афанасий шёл следом с ведром и бросал в неё назём – тёмные
пятна на жёлтом оставались за ним. Затем он на эти пятна клал
картофелины, а Прокоп засыпал их.
Они долго не замечали, что за ними наблюдает Карикумбе.

87