Page 198 - Сахалинские робинзоны
P. 198

пространства. Долго пили чай, отец прислушивался к плеску
            воды, к затухающему и вновь точно вспыхивающему таеж-
            ному ветру. Савке хотелось спать, но он терпел: молчит отец
            – значит, можно еще посидеть. И тут они увидели вместе,
            словно готовились к этому...
               Из  темноты  протянулась  рука,  красная  в  бликах  костра,
            спокойно взяла ружье, брошенное у палатки, и исчезла в тем-
            ноте. Сразу послышался негромкий, внятный голос: «Хлеб-
            соль,  Заломин.  Вот  и  свиделись  на  узкой  дорожке».  Отец
            вскочил, шагнул к лодке (там у него была мелкокалиберка),
            но тут же сел, послушавшись приказа: «Не суетись!» Чело-
            век, едва видимый в скупых отсветах костра, бородатый, гро-
            моздкий, тихо засмеялся, потом сказал: «Пришел рассчитать-
            ся, уж больно задолжал ты, Заломин. Чем будешь платить?
            Я  так  не  уйду».  Отец  качнулся,  глянул  в  темноту,  сцепил
            пальцы и, вдруг вскочив, закричал: «На, стреляй! Стреляй,
            сволочь! Только ребенка пожалей!» Человек отступил, будто
            и в самом деле хотел выстрелить, но опять рассмеялся, еще
            тише, а затем внятно выговорил: «Живи ты сто лет, Заломин.
            Теперь не трону. Заплатил ты мне сполна, я доволен. Ружье
            возьмешь там, на обрыве». И человек почти неслышно исчез.
               Не любил Савка вспоминать эту ночь на Тыми, с годами
            она вроде бы позабылась, да и отец, когда утром они подобра-
            ли ружье и сели в лодку, попросил: «Не рассказывай матери.
            Никому не рассказывай. А я накажу этого бандита». Вроде
            бы бандита после поймали, вроде бы посадили. А может, не
            ловили и не сажали. Отец молчал о нем, словно той ночи и не
            было вовсе, а Савке стало иной раз казаться, что ему когда-то
            давно приснился жуткий сон.
               Но сны забываются. Случай же этот все чаще и четче стал
            вспоминаться Савке. И сейчас, идя по берегу озера, в тиши-
            не, одиночестве, он спрашивал себя: «Почему не забылась мне
            ночь на Тыми? Ведь отец очень хотел, чтобы она забылась». И
            почти понимал, догадывался – из-за отца, пожалуй, и запом-
            нилась. Из-за его крика, истерики. Не ведавший страха отец –
            испугался. За сына, конечно. А может, виноватым чувствовал
            себя перед тем человеком? (Говорили потом, что отец отнял у
            него или обрезал удачливое соболиное урочище.) Пусть так,

                                          196
   193   194   195   196   197   198   199   200   201   202   203