Page 61 - Сахалинские робинзоны

годилась, и Люся не жалела, что две недели пришлось жить у
бабушки Кира, которая работает в объединении концертно-те-
атральных касс. Большой театр, МХАТ, эстрада, Консервато-
рия – все вдруг стало доступным Люсе. Смоктуновский, Васи-
льева, Высоцкий, Ефремов, Плисецкая... Разве это не дружба
– сделать счастливым другого? Какой же она еще должна быть?
Может, он говорил о любви?..
В шалаш вполз Чап, пробрался к Люсе, почуяв, что она не
спит, улегся рядом. От него пахло сырой шерстью, он тихо-
нечко поскуливал: его, квартирного обитателя, тоже страшила
тяжелая, стылая таежная ночь. Люся высвободила руку, погла-
дила Чапа.
А потом над ее головой словно бы посветлело и вместо ко-
мариков зазвенели, закружились белые, желтые, голубые би-
леты с красными и синими полосками. На голубых – чайка...
И все они стали чайками, поднялись в небо, мелькали там
долго. И вдруг разом упали на ветреную воду озера Тунайча.
Волны прибивали их к берегу, Люся собирала, складывала на
ладошку, но это были уже не театральные билеты, а лепестки
ромашек, которые потом превратились в живых сверкающих
рыбок...

Человек на болоте. Добыча камбалы.
Рябчик Кира Гайдукова

Проснулся Савка Заломин от непрерывного, визгливого со-
бачьего лая. Сначала ему подумалось, что лай он услышал во
сне, но тут же понял: где-то за кустами тальника бегал и тявкал
Чап. Савка взял ружье, прихватил брюки, рубашку, осторожно
выбрался наружу.
Холодный белый туман плотно устилал озеро и лишь по-
верху был розово подсвечен: каким-то краешком солнце уже
прорезало лесную заозерную темь, однако было еще таким ма-
лосильным, что в сумерках, будто в серой воде, тонули кусты,
березы за речкой, кочкарник с травой осокой.

59