Page 62 - Сахалинские робинзоны
P. 62
Савка пошел на лай Чапа и увидел, как от устья речки, где
журчала на песчаном перекате вода, рыжеватой тенью, воло-
ча хвост, пробежала неторопливо к тальникам лиса-огневка.
Он вскинул ружье, прицелился, повел стволом за лисой – по
привычке подсознательно: зверь – вскидка ружья, прицел.
Хотя стрелять не собирался. Патрон был с дробью, у лисы
линяла шерсть, да и охота на зверя запрещена. Кинув за пле-
чо ружье, Савка подозвал Чапа, потрепал ему кудлатый за-
гривок:
– Эх ты, охотник! Тебя и рыжая не боится.
Разве такие у его отца были собаки, когда они жили на се-
вере Сахалина и отец работал охотоведом. Две лайки, белая и
черная. На медведя, белку, соболя, любую птицу – на все шли,
и никто их не учил, родились добытчиками. В буран с ними
не пропадешь, согреют под сугробом; устал – становись на
лыжи, запрягай Белого и Черного (так их и звали), прикатят
к поселку. А уж эта, здешняя рыжая, не волочила бы хвост,
учуяв запах лайки, когти сорвала бы, спасая шкуру. Чап, по-
жалуй, и собакой не пахнет, нюх наполовину растерял, греясь
у батареи, гуляя на вытоптанном до глины дворе. Взял отец
Чапа для него, для Савки, чтобы помнил о Севере, чтобы хоть
какой-то звереныш жил в квартире. Чёрный и Белый оста-
лись там, с охотниками, в город им нельзя: погибнут среди
каменных домов, зачахнут, тоскуя по тайге, охоте, свободе.
На перекате плескалась крупная рыба, парами, табунками
лососи входили в речку и словно терялись в ее темной глуби-
не. Савка зашагал берегом речки вверх, и пробрался сквозь
дремучий ельник с мягкими моховыми кочками понизу, вы-
шел на широкую травянистую низину, за которой начиналось
и пропадало в тумане камышовое болото. Пересечь его и вы-
йти к малому озеру Свободному, где наверняка кормились
стайки уток, было немыслимо: сорвешься с кочки, прова-
лишься в бучило, вертолетом не отыщут.
«Потому и Свободное, – подумал он, – ни берегов, ни
кромок, расплескалось свободно». И хотел уже повернуть
60