Page 79 - Сахалинские робинзоны

вода не затихает. Вот легонький стук – ясно: веслом о лодку;
вот плеск – кто-то осторожно гребет; вот торопливые шлеп-
ки – вплавь, точно вплавь подбирается человек! Выползет
за камнем, нырнет в кусты и на животе, как пресмыкаю-
щееся... А доисторические... которых видят иногда в озе-
рах и морях – змеи, ящеры... Вот опять, словно испуганные,
бурно зашумели деревья, потемнело небо, огромная птица
опускается сверху...
Мишка Сорокин заспешил к шалашу, бросил в костер
сухих палок, сел у вспыхнувшего огня, тряхнул головой –
она вроде бы очистилась от бреда, просветлела. «Как это
часовые стоят в карауле? На границе?.. Почему в шалаше
почти не страшно, хотя что такое шалаш, кого могут защи-
тить вялые ветки? Или там все вместе, рядом, а тут один?..»
Он достал записную книжку, шариковый карандаш – взду-
малось ему кое-что записать для памяти. Посомневался не-
много: может ли первобытный житель делать записи, вести
дневник? Но не вспомнил уговора, в речи Премьера тоже не
было, кажется, запрета. Накорябав несколько слов, он по-
нял – толкового дневника не получится: нужна краткость,
надо выделить самое главное, а у него в голове скопилось
мыслей и впечатлений на роман, на эпопею. Решил Мишка
написать письмо однокласснице Наде Антоненко, которую
называл просто Антон, на что она, конечно, не обижалась.
«Приветствую тебя, дорогой Антон, с древних берегов
озера Тунайчи. Мы уже почти одичали, едим рыбу, расте-
ния, рябчиков (ананасы, правда, здесь не произрастают).
Скоро кончится мука – и пусть, потому что из нее печет
для нас Люська муку: жрем горячее тесто. Но, как говорит
мой калужский кореш Сон-богатырь, лучше раз нырнуть и
два вынырнуть, чем наоборот. Надеюсь выжить и закалить
свой организм на суровой природе. Ты, если увидишь кого
из моих предков, не вздумай намекнуть о нашем экспери-
менте. Задушу тебя (в объятиях!), Антон, а может, по-на-
стоящему. Мои эскулапы-родители, хоть вышли полностью

77