Page 174 - Анна Каренина

несколько времени и таким тоном, который ясно показывал, что она делала не праздный
вопрос, но что то, что она спрашивала, было для нее важнее, чем бы следовало. – Скажите,
пожалуйста, что такое ее отношение к князю Калужскому, так называемому Мишке? Я мало
встречала их. Что это такое?
Бетси улыбнулась глазами и внимательно поглядела на Анну.
– Новая манера, – сказала она. – Они все избрали эту манеру. Они забросили чепцы за
мельницы. Но есть манера и манера, как их забросить.
– Да, но какие же ее отношения к Калужскому?
Бетси неожиданно весело и неудержимо засмеялась, что редко случалось с ней.
– Это вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопрос ужасного ребенка, – и
Бетти, видимо, хотела, но не могла удержаться и разразилась тем заразительным смехом,
каким смеются редко смеющиеся люди. – Надо у них спросить, – проговорила она сквозь
слезы смеха.
– Нет, вы смеетесь, – сказала Анна, тоже невольно заразившаяся смехом, – но я никогда
не могла понять. Я не понимаю тут роли мужа.
– Муж? Муж Лизы Меркаловой носит за ней пледы и всегда готов к услугам. А что там
дальше в самом деле, никто не хочет знать. Знаете, в хорошем обществе не говорят и не
думают даже о некоторых подробностях туалета. Так и это.
– Вы будете на празднике Роландаки? – спросила Анна, чтоб переменить разговор.
– Не думаю, – отвечала Бетси и, не глядя на свою приятельницу, осторожно стала
наливать маленькие прозрачные чашки душистым чаем. Подвинув чашку к Анне, она
достала пахитоску и, вложив в серебряную ручку, закурила ее.
– Вот видите ли, я в счастливом положении, – уже без смеха начала она, взяв в руку
чашку. – Я понимаю вас и понимаю Лизу. Лиза – это одна из тех наивных натур, которые,
как дети, не понимают, что хорошо и что дурно. По крайней мере она не понимала, когда
была очень молода. И теперь она знает, что это непонимание идет к ней. Теперь она, может
быть, нарочно не понимает, – говорила Бетси с тонкою улыбкой. – Но все-таки это ей идет.
Видите ли, на одну и ту же вещь можно смотреть трагически и сделать из нее мученье, и
смотреть просто и даже весело. Может быть, вы склонны смотреть на вещи слишком
трагически.
– Как бы я желала знать других так, как я себя знаю, – сказала Анна серьезно и
задумчиво. – Хуже я других, или лучше? Я думаю, хуже. – Ужасный ребенок, ужасный
ребенок, – повторила Бетси. – Но вот и они.

XVIII

Послышались шаги и мужской голос, потом женский голос и смех, и вслед за тем
вошли ожидаемые гости: Сафо Штольц и сияющий преизбытком здоровья молодой человек,
так называемый Васька. Видно было, что ему впрок пошло питание кровяною говядиной,
трюфлями и бургонским. Васька поклонился дамам и взглянул на них, но только на одну
секунду. Он вошел за Сафо в гостиную и по гостиной прошел за ней, как будто был к ней
привязан, и не спускал с нее блестящих глаз, как будто хотел съесть ее. Сафо Штольц была
блондинка с черными глазами. Она вошла маленькими, бойкими, на крутых каблучках
туфель, шажками и крепко, по-мужски пожала дамам руки.
Анна ни разу не встречала еще этой новой знаменитости и была поражена и ее
красотою, и крайностью, до которой был доведен ее туалет, и смелостью ее манер. На голове
ее из своих и чужих нежно-золотистого света волос был сделан такой эшафодаж прически,
что голова ее равнялась по величине стройно-выпуклому и очень открытому спереди бюсту.
Стремительность же вперед была такова, что при каждом движении обозначались из-под
платья формы колен и верхней части ноги, и невольно представлялся вопрос о том, где сзади,
в этой подстроенной колеблющейся горе, действительно кончается ее настоящее, маленькое
и стройное, столь обнаженное сверху и столь спрятанное сзади и внизу тело.