Page 224 - Анна Каренина

гимнастике? – обратился он к Левину, левою рукой ощупывая его мышцу, Левин улыбнулся,
напружил руку, и под пальцами Степана Аркадьича, как круглый сыр, поднялся стальной
бугор из-под тонкого сукна сюртука.
– Вот бицепс-то! Самсон!
– Я думаю, надо иметь большую силу для охоты на медведей, – сказал Алексей
Александрович, имевший самые туманные понятия об охоте, намазывая сыр и прорывая
тоненький, как паутина, мякиш хлеба.
Левин улыбнулся.
– Никакой. Напротив, ребенок может убить медведя, – сказал он, сторонясь с легким
поклоном пред дамами, которые с хозяйкой подходили к столу закусок.
– А вы убили медведя, мне говорили? – сказала Кити, тщетно стараясь поймать вилкой
непокорный, отскальзывающий гриб и встряхивая кружевами, сквозь которые белела ее
рука. – Разве у вас есть медведи? – прибавила она, вполоборота повернув к нему свою
прелестную головку и улыбаясь.
Ничего, казалось, не было необыкновенного в том, что она сказала, но какое
невыразимое для него словами значение было в каждом звуке, в каждом движении ее губ,
глаз, руки, когда она говорила это! Тут была и просьба о прощении, и доверие к нему, и
ласка, нежная, робкая ласка, и обещание, и надежда, и любовь к нему, в которую он не мог
не верить и которая душила его счастьем.
– Нет, мы ездили в Тверскую губернию. Возвращаясь оттуда, я встретился в вагоне с
вашим бофрером или вашего бофрера зятем, – сказал он с улыбкой. – Это была смешная
встреча.
И он весело и забавно рассказал, как он, не спав всю ночь, в полушубке ворвался в
отделение Алексея Александровича.
– Кондуктор, противно пословице, хотел по платью проводить меня вон; но тут уж я
начал выражаться высоким слогом, и… вы тоже, – сказал он, забыв его имя и обращаясь к
Каренину, – сначала по полушубку хотели тоже изгнать меня, но потом заступились, за что я
очень благодарен.
– Вообще весьма неопределенные права пассажиров на выбор места, – сказал Алексей
Александрович, обтирая платком концы своих пальцев.
– Я видел, что вы были в нерешительности насчет меня, – добродушно улыбаясь,
сказал Левин, – но я поторопился начать умный разговор, чтобы загладить свой полушубок.
Сергей Иванович, продолжая разговор с хозяйкой и одним ухом слушая брата,
покосился на него. «Что это с ним нынче? Таким победителем», – подумал он. Он не знал,
что Левин чувствовал, что у него выросли крылья. Левин знал, что она слышит его слова и
что ей приятно его слышать. И это одно только занимало его. Не в одной этой комнате, но во
всем мире для него существовали только он, получивший для себя огромное значение и
важность, и она. Он чувствовал себя на высоте, от которой кружилась голова, и там где-то
внизу, далеко, были все эти добрые, славные Каренины, Облонские и весь мир.
Совершенно незаметно, не взглянув на них, а так, как будто уж некуда было больше
посадить, Степан Аркадьич посадил Левина и Кити рядом.
– Ну, ты хоть сюда сядь, – сказал он Левину.
Обед был так же хорош, как и посуда, до которой был охотник Степан Аркадьич. Суп
Мари-Луиз удался прекрасно; пирожки крошечные, тающие во рту, были безукоризненны.
Два лакея и Матвей, в белых галстуках, делали свое дело с кушаньем и вином незаметно,
тихо и споро. Обед с материальной стороны удался; не менее он удался и со стороны
нематериальной. Разговор, то общий, то частный, не умолкал и к концу обеда так оживился,
что мужчины встали из-за стола, не переставая говорить, и даже Алексей Александрович
оживился.

X