Page 285 - Анна Каренина

то же шерстяное платье и голые руки и шея и то же добродушно-тупое, несколько
пополневшее, рябое лицо.
– Ну, что? Как он? что?
– Очень плохо. Не встают. Они все ждали вас. Они… Вы… с супругой.
Левин не понял в первую минуту того, что смущало ее, но она тотчас же разъяснила
ему.
– Я уйду, я на кухню пойду, – выговорила она. – Они рады будут. Они слышали, и их
знают и помнят за границей.
Левин понял, что она разумела его жену, и не знал, что ответить.
– Пойдемте, пойдемте! – сказал он.
Но только что он двинулся, дверь его нумера отворилась, и Кити выглянула. Левин
покраснел и от стыда и от досады на свою жену, поставившую себя и его в это тяжелое
положение; но Марья Николаевна покраснела еще больше. Она вся сжалась и покраснела до
слез и, ухватив обеими руками концы платка, свертывала их красными пальцами, не зная,
что говорить и что делать.
Первое мгновение Левин видел выражение жадного любопытства в том взгляде,
которым Кити смотрела на эту непонятную для нее ужасную женщину; но это продолжалось
только одно мгновение.
– Ну что же? Что же он? – обратилась она к мужу и потом к ней.
– Да нельзя же в коридоре разговаривать! – сказал Левин, с досадой оглядываясь на
господина, который, подрагивая ногами, как будто по своему делу шел в это время по
коридору.
– Ну так войдите, – сказала Кити, обращаясь к оправившейся Марье Николаевне; но,
заметив испуганное лицо мужа, – или идите, идите и пришлите за мной, – сказала она и
вернулась в нумер. Левин пошел к брату.
Он никак не ожидал того, что он увидал и почувствовал у брата. Он ожидал найти то
же состояние самообманыванья, которое, он слыхал, так часто бывает у чахоточных и
которое так сильно поразило его во время осеннего приезда брата. Он ожидал найти
физические признаки приближающейся смерти более определенными, бо'льшую слабость,
бо'льшую худобу, но все-таки почти то же положение. Он ожидал, что сам испытает то же
чувство жалости к утрате любимого брата и ужаса пред смертию, которое он испытал тогда,
но только в большей степени. И он готовился на это; но нашел совсем другое.
В маленьком грязном нумере, заплеванном по раскрашенным панно стен, за тонкою
перегородкой которого слышался говор, в пропитанном удушливым запахом нечистот
воздухе, на отодвинутой от стены кровати лежало покрытое одеялом тело. Одна рука этого
тела была сверх одеяла, и огромная, как грабли, кисть этой руки непонятно была
прикреплена к тонкой и ровной от начала до середины длинной цевке. Голова лежала боком
на подушке. Левину видны были потные редкие волосы на висках и обтянутый, точно
прозрачный лоб.
«Не может быть, чтоб это страшное тело был брат Николай», – подумал Левин. Но он
подошел ближе, увидал лицо, и сомнение уже стало невозможно. Несмотря на страшное
изменение лица, Левину стоило взглянуть в эти живые поднявшиеся на входившего глаза,
заметить легкое движение рта под слипшимися усами, чтобы понять ту страшную истину,
что это мертвое тело было живой брат.
Блестящие глаза строго и укоризненно взглянули на входившего брата. И тотчас этим
взглядом установилось живое отношение между живыми. Левин тотчас же почувствовал
укоризну в устремленном на него взгляде и раскаяние за свое счастье.
Когда Константин взял его за руку, Николай улыбнулся. Улыбка была слабая, чуть
заметная, и, несмотря на улыбку, строгое выражение глаз не изменилось.
– Ты не ожидал меня найти таким, – с трудом выговорил он.
– Да… нет, – говорил Левин, путаясь в словах. – Как же ты не дал знать прежде, то есть
во время еще моей свадьбы? Я наводил справки везде.