Page 305 - Анна Каренина

XXVII

После учителя был урок отца. Пока отец не приходил, Сережа сел к столу, играя
ножичком, и стал думать. В числе любимых занятий Сережи было отыскивание своей матери
во время гулянья. Он не верил в смерть вообще и в особенности в ее смерть, несмотря на то,
что Лидия Ивановна сказала ему и отец подтвердил это, и потому и после того, как ему
сказали, что она умерла, он во время гулянья отыскивал ее. Всякая женщина полная,
грациозная, с темными волосами, была его мать. При виде такой женщины в душе его
поднималось чувство нежности, такое, что он задыхался, и слезы выступали на глаза. И он
вот-вот ждал, что она подойдет к нему, поднимет вуаль. Все лицо ее будет видно, она
улыбнется, обнимет его, он услышит ее запах, почувствует нежность ее руки и заплачет
счастливо, как он раз вечером лег ей в ноги и она щекотала его, а он хохотал и кусал ее
белую с кольцами руку. Потом, когда он узнал случайно от няни, что мать его не умерла, и
отец с Лидией Ивановной объяснили ему, что она умерла для него, потому что она
нехорошая (чему он уже никак не мог верить, потому что любил ее), он точно так же
отыскивал и ждал ее. Нынче в Летнем саду была одна дама в лиловом вуале, за которой он с
замиранием сердца, ожидая, что это она, следил, в то время как она подходила к ним по
дорожке. Дама эта не дошла до них и куда-то скрылась. Нынче сильнее, чем когда-нибудь,
Сережа чувствовал приливы любви к ней и теперь, забывшись, ожидая отца, изрезал весь
край стола ножичком, блестящими глазами глядя пред собой и думая о ней.
– Папа идет! – развлек его Василий Лукич.
Сережа вскочил, подошел к отцу и, поцеловав его руку, поглядел на него внимательно,
отыскивая признаков радости в получении Александра Невского.
– Ты гулял хорошо? – сказал Алексей Александрович, садясь на свое кресло, придвигая
к себе книгу Ветхого завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не
раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он
сам в Ветхом завете часто справлялся с книгой, и Сережа заметил это.
– Да, очень весело было, папа, – сказал Сережа, садясь боком на стуле и качая его, что
было запрещено. – Я видел Наденьку (Наденька была воспитывавшаяся у Лидии Ивановны
ее племянница). Она мне сказала, что вам дали звезду новую. Вы рады, папа?
– Во-первых, не качайся, пожалуйста, – сказал Алексей Александрович. – А во-вторых,
дорога не награда, а труд. И я желал бы, чтобы ты понимал это. Вот если ты будешь
трудиться, учиться для того, чтобы получить награду, то труд тебе покажется тяжел; но
когда ты трудишься, – говорил Алексей Александрович, вспоминая, как он поддерживал себя
сознанием долга при скучном труде нынешнего утра, состоявшем в подписании ста
восемнадцати бумаг, – любя труд, ты в нем найдешь для себя награду.
Блестящие нежностью и весельем глаза Сережи потухли и опустились под взглядом
отца. Это был тот самый давно знакомый тон, с которым отец всегда относился к нему и к
которому Сережа научился уже подделываться. Отец всегда говорил с ним – так чувствовал
Сережа, – как будто он обращался к какому-то воображаемому им мальчику, одному из
таких, какие бывают в книжках, но совсем не похожему на Сережу.
И Сережа всегда с отцом старался притвориться этим самым книжным мальчиком.
– Ты понимаешь это, я надеюсь? – сказал отец.
– Да, папа, – отвечал Сережа, притворяясь воображаемым мальчиком.
Урок состоял в выучиванье наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении
начала Ветхого завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он
говорил их, он загляделся на кость лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он
запутался и конец одного стиха на одинаковом слове переставил к началу другого. Для
Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что говорил, и это
раздражило его.
Он нахмурился и начал объяснять то, что Сережа уже много раз слышал и никогда не