Page 382 - Анна Каренина

– За Снетковым. Надо, чтоб он отказался или согласился, – отвечал Свияжский…
– Да что же он, согласился или нет?
– В том-то и дело, что ни то ни се, – сказал Вронский.
– А если откажется, кто же будет баллотироваться? – спросил Левин, поглядывая на
Вронского.
– Кто хочет, – сказал Свияжский.
– Вы будете? – спросил Левин.
– Только не я, – смутившись и бросив испуганный взгляд на стоявшего подле с Сергеем
Ивановичем ядовитого господина, сказал Свияжский.
– Так кто же? Неведовский? – сказал Левин, чувствуя, что он запутался.
Но это было еще хуже. Неведовский и Свияжский были два кандидата.
– Уж я-то ни в каком случае, – ответил ядовитый господин.
Это был сам Неведовский. Свияжский познакомил с ним Левина.
– Что, и тебя забрало за живое? – сказал Степан Аркадьич, подмигивая Вронскому. –
Это вроде скачек. Пари можно.
– Да, это забирает за живое, – сказал Вронский. – И, раз взявшись за дело, хочется его
сделать. Борьба! – сказал он, нахмурившись и сжав свои сильные скулы.
– Что за делец Свияжский! Так ясно у него все.
– О да, – рассеянно сказал Вронский.
Наступило молчание, во время которого Вронский, – так как надо же смотреть на
что-нибудь, – посмотрел на Левина, на его ноги, на его мундир, потом на его лицо и, заметив
мрачные, направленные на себя глаза, чтобы сказать что-нибудь, сказал:
– А как это вы – постоянный деревенский житель и не мировой судья? Вы не в мундире
мирового судьи.
– Оттого, что я считаю, что мировой суд есть дурацкое учреждение, – отвечал мрачно
Левин, все время ждавший случая разговориться с Вронским, чтобы загладить свою грубость
при первой встрече.
– Я этого не полагаю, напротив, – со спокойным удивлением сказал Вронский.
– Это игрушка, – перебил его Левин. – Мировые судьи нам не нужны. Я в восемь лет не
имел ни одного дела. А какое имел, то было решено навыворот. Мировой судья от меня в
сорока верстах. Я должен о деле в два рубля, посылать поверенного, который стоит
пятнадцать.
И он рассказал, как мужик украл у мельника муку, и когда мельник сказал ему это, то
мужик подал иск в клевете. Все это было некстати и глупо, и Левин, в то время как говорил,
сам чувствовал это.
– О, это такой оригинал! – сказал Степан Аркадьич со своею самою миндальною
улыбкой. – Пойдемте, однако; кажется баллотируют…
И они разошлись.
– Я не понимаю, – сказал Сергей Иванович, заметивший неловкую выходку брата, – я
не понимаю, как можно быть до такой степени лишенным всякого политического такта. Вот
чего мы, русские, не имеем. Губернский предводитель – наш противник, ты с ним ami cochon
и просишь его баллотироваться. А граф Вронский… я друга себе из него не сделаю; он звал
обедать, я не поеду к нему; но он наш, зачем же делать из него врага? Потом, ты
спрашиваешь Неведовского, будет ли он баллотироваться. Это не делается.
– Ах, я ничего не понимаю! И все это пустяки, – мрачно отвечал Левин.
– Вот ты говоришь, что все это пустяки, а возьмешься, так все путаешь.
Левин замолчал, и они вместе вошли в большую залу.
Губернский предводитель, несмотря на то, что он чувствовал в воздухе
приготовляемый ему подвох, и несмотря на то, что не все просили его, все-таки решился
баллотироваться. Все в зале замолкло, секретарь громогласно объявил, что баллотируется в
губернские предводители ротмистр гвардии Михаил Степанович Снетков.
Уездные предводители заходили с тарелочками, в которых были шары, от своих столов