Page 64 - Анна Каренина
P. 64
XXXII
Первое лицо, встретившее Анну дома, был сын. Он выскочил к ней по лестнице,
несмотря на крик гувернантки, и с отчаянным восторгом кричал: «Мама, мама!» Добежав до
нее, он повис ей на шее.
– Я говорил вам, что мама! – кричал он гувернантке. – Я знал!
И сын, так же как и муж, произвел в Анне чувство, похожее на разочарованье. Она
воображала его лучше, чем он был в действительности. Она была должна опуститься до
действительности, чтобы наслаждаться им таким, каков он был. Но и такой, каков он был, он
был прелестен с своими белокурыми кудрями, голубыми глазами и полными стройными
ножками в туго натянутых чулках. Анна испытывала почти физическое наслаждение в
ощущении его близости и ласки и нравственное успокоение, когда встречала его
простодушный, доверчивый и любящий взгляд и слушала его наивные вопросы. Анна
достала подарки, которые посылали дети Долли, и рассказала сыну, какая в Москве есть
девочка Таня и как Таня эта умеет читать и учит даже других детей.
– Что же, я хуже ее? – спросил Сережа.
– Для меня лучше всех на свете.
– Я это знаю, – сказал Сережа, улыбаясь.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну.
Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина с нездорово-желтым цветом лица и
прекрасными задумчивыми черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в
первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
– Ну что, мой друг, снесли оливковую ветвь? – спросила графиня Лидия Ивановна,
только что вошла в комнату.
– Да, все это кончилось, но все это и было не так важно, как мы думали, – отвечала
Анна. – Вообще моя belle soeur слишком решительна.
Но графиня Лидия Ивановна, всем до нее не касавшимся интересовавшаяся, имела
привычку никогда не слушать того, что ее интересовало; она перебила Анну – Да, много горя
и зла на свете, а я так измучена нынче.
– А что? – спросила Анна, стараясь удержать улыбку.
– Я начинаю уставать от напрасного ломания копий за правду и иногда совсем
развинчиваюсь. Дело сестричек (это было филантропическое, религиозно-патриотическое
учреждение) пошло было прекрасно, но с этими господами ничего невозможно сделать, –
прибавила графиня Лидия Ивановна с насмешливою покорностью судьбе. – Они ухватились
за мысль, изуродовали ее и потом обсуждают так мелко и ничтожно. Два-три человека, ваш
муж в том числе, понимают все значение этого дела, а другие только роняют. Вчера мне
пишет Правдин…
Правдин был известный панславист за границей, и графиня Лидия Ивановна рассказала
содержание письма.
Затем графиня рассказала еще неприятности и козни против дела соединения церквей и
уехала торопясь, как ей в этот день приходилось быть еще на заседании одного общества и в
Славянском комитете.
«Ведь все это было и прежде; но отчего я не замечала этого прежде? – сказала себе
Анна. – Или очень раздражена нынче? А в самом деле, смешно: цель добродетель, она
христианка, а она все сердится всь у нее враги и всь враги по христианству и добродетели».
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала
все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей
Александрович был в министерстве. Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила
на то, чтобы присутствовать при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в
порядок свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на
столе.
Чувство беспричинного стыда, которое она испытывала дорогой, и волнение