Page 155 - Идиот

образом мог бы доказать) за межевого чиновника, господина Бурдовского, на двадцатом году
своего возраста. Тут у меня собрано несколько точнейших фактов, для доказательства, как
отец ваш, господин Бурдовский, совершенно не деловой человек, получив пятнадцать тысяч
в приданое за вашею матушкой, бросил службу, вступил в коммерческие предприятия, был
обманут, потерял капитал, не выдержал горя, стал пить, отчего заболел и наконец
преждевременно умер, на восьмом году после брака с вашею матушкой. Затем, по
собственному свидетельству матушки вашей, она осталась в нищете и совсем погибла бы без
постоянной и великодушной помощи Павлищева, выдававшего ей до шестисот рублей в год
вспоможения. Затем есть бесчисленные свидетельства, что вас, ребенка, он полюбил
чрезвычайно. По этим свидетельствам и опять-таки по подтверждению матушки вашей
выходит, что полюбил он вас потому преимущественно, что вы имели в детстве вид
косноязычного, вид калеки, вид жалкого, несчастного ребенка (а у Павлищева, как я вывел
по точным доказательствам, была всю жизнь какая-то особая нежная склонность ко всему
угнетенному и природой обиженному, особенно в детях, - факт, по моему убеждению,
чрезвычайно важный для нашего дела). Наконец, я могу похвалиться точнейшими
изысканиями о том главном факте, как эта чрезвычайная привязанность к вам Павлищева
(стараниями которого вы поступили в гимназию и учились под особым надзором) породила,
наконец, мало-по-малу, между родственниками и домашними Павлищева мысль, что вы сын
его, и что ваш отец был только обманутый муж. Но главное в том, что мысль эта укрепилась
до точного и всеобщего убеждения только в последние годы жизни Павлищева, когда все
испугались за завещание, и когда первоначальные факты были забыты, а справки
невозможны. Без сомнения, мысль эта дошла и до вас, господин Бурдовский, и завладела
вами вполне. Ваша матушка, с которою я имел честь познакомиться лично, хоть и знала про
все эти слухи, но даже и до сих пор не знает (я тоже скрыл от нее), что и вы, ее сын,
находились под обаянием этого слуха. Многоуважаемую матушку вашу, господин
Бурдовский, я застал в Пскове в болезнях и в самой крайней бедности, в которую впала она
по смерти Павлищева. Она со слезами благодарности сообщила мне, что только чрез вас и
чрез помощь вашу и живет на свете; она много ожидает от вас в будущем и горячо верит в
будущие ваши успехи…
- Это, наконец, невыносимо! - громко и нетерпеливо заявил вдруг племянник Лебедева.
- К чему весь этот роман?
- Омерзительно неприлично! - сильно пошевелился Ипполит. Но Бурдовский ничего не
заметил и даже не шевельнулся.
- К чему? Зачем? - лукаво удивился Гаврила Ардалионович, ядовито готовясь изложить
свое заключение. - Да во-первых, господин Бурдовский теперь, может быть, вполне убежден,
что господин Павлищев любил его из великодушия, а не как сына. Уж один этот факт
необходимо было узнать господину Бурдовскому, подтвердившему и одобрившему
господина Келлера давеча, после чтения статьи. Говорю так потому, что считаю вас за
благородного человека, господин Бурдовский. Во-вторых, оказывается, что тут вовсе не
было ни малейшего воровства-мошенничества даже со стороны Чебарова; это важный пункт
даже и для меня, потому что князь давеча, разгорячившись, упомянул, будто и я того же
мнения о воровстве-мошенничестве в этом несчастном деле. Тут, напротив, было полное
убеждение со всех сторон, и хоть Чебаров, может быть, и действительно большой мошенник,
но в этом деле он высказывается не более как крючок, подьячий, промышленник. Он
надеялся нажить большие деньги, как адвокат, и расчет его был не только тонкий и
мастерской, но вернейший: он основывался на легкости, с которою князь дает деньги, и на
благодарно-почтительном чувстве его к покойному Павлищеву; он основывался, наконец
(что важнее всего), на известных рыцарских взглядах князя насчет обязанностей чести и
совести. Что же касается собственно господина Бурдовского, то можно даже сказать, что он,
благодаря некоторым убеждениям своим, до того был настроен Чебаровым и окружающею
его компанией, что начал дело почти совсем и не из интересу, а почти как служение истине,
прогрессу и человечеству. Теперь, после сообщенных фактов, всем, стало быть, и ясно, что