Page 153 - Идиот

десяти тысяч, вместо школы, было сделано, по его мнению, грубо и неосторожно, как
подаяние, и именно тем, что при людях вслух было высказано. "Надо было бы переждать и
предложить завтра наедине, - тотчас же подумал князь, - а теперь, пожалуй, уж не
поправишь! Да, я идиот, истинный идиот!" решил он про себя в припадке стыда и
чрезвычайного огорчения.
Между тем Гаврила Ардалионович, до сих пор державшийся в стороне и молчавший
упорно, вышел по приглашению князя вперед, стал подле него и спокойно и ясно принялся
излагать отчет по порученному ему князем делу. Все разговоры умолкли мгновенно. Все
слушали с чрезвычайным любопытством, особенно вся компания Бурдовского.

IX.

- Вы не станете, конечно, отрицать, - начал Гаврила Ардалионович, - прямо обращаясь
к слушавшему его изо всех сил Бурдовскому, выкатившему на него от удивления глаза и,
очевидно, бывшему в сильном смятении, - вы не станете, да и не захотите, конечно, отрицать
серьезно, что вы родились ровно два года спустя после законного брака уважаемой матушки
вашей с коллежским секретарем господином Бурдовским, отцом вашим. Время рождения
вашего слишком легко доказать фактически, так что слишком обидное для вас и для
матушки вашей искажение этого факта в статье господина Келлера обќясняется одною
только игривостью собственной фантазии господина Келлера, полагавшего усилить этим
очевидность вашего права и тем помочь интересам вашим. Господин Келлер говорит, что
предварительно читал вам статью, хоть и не всю… без всякого сомнения, он не дочитал вам
до этого места…
- Не дочитал, действительно, - перервал боксер, - но все факты сообщены были мне
компетентным лицом, и я…
- Извините, господин Келлер, - остановил его Гаврила Ардалионович, - позвольте мне
говорить. Уверяю вас, что до вашей статьи дойдет дело в свою очередь, тогда вы и заявите
ваше обќяснение, а теперь будем лучше продолжать по порядку. Совершенно случайно, при
помощи сестры моей, Варвары Ардалионовны Птицыной, я достал от короткой
приятельницы ее, Веры Алексеевны Зубковой, помещицы и вдовы, одно письмо покойного
Николая Андреевича Павлищева, писанное к ней от него двадцать четыре года назад из-за
границы. Сблизившись с Верой Алексеевной, я, по ее указанию, обратился к отставному
полковнику Тимофею Федоровичу Вязовкину, дальнему родственнику и большому, в свое
время, приятелю с господином Павлищевым. От него мне удалось достать еще два письма
Николая Андреевича, тоже писанные из-за границы. По этим трем письмам, по числам и по
фактам, в них обозначенным, доказывается математически, безо всякой возможности
опровержения и даже сомнения, что Николай Андреевич выехал тогда за границу (где и
пробыл сряду три года) ровно за полтора года до вашего рождения, господин Бурдовский.
Ваша матушка, как известно вам, никогда из России не выезжала… В настоящую минуту я
не стану читать этих писем. Теперь уже поздно; я только заявляю, во всяком случае, факт. Но
если вам угодно, господин Бурдовский, назначить хоть завтра же утром у меня свидание и
привести ваших свидетелей (в каком угодно числе) и экспертов для сличения почерка, то для
меня нет никого сомнения, что вам нельзя будет не убедиться в очевидной истине
сообщенного мною факта. Если же так, то, разумеется, все это дело падает и само собою
прекращается.
Опять последовало всеобщее движение и глубокое волнение. Сам Бурдовский вдруг
встал со стула.
- Если так, то я был обманут, обманут, но не Чебаровым, а давно, давно; не хочу
экспертов, не хочу свидания, я верю, я отказываюсь… десять тысяч не согласен…
прощайте…