Page 162 - Идиот

жена моя здесь у князя Льва Николаевича, нашего общего друга и соседа, и что во всяком
случае не вам, молодой человек, судить о поступках Лизаветы Прокофьевны, равно как
выражаться вслух и в глаза о том, что написано на моем лице. Да-с. И если жена моя здесь
осталась, - продолжал он, раздражаясь почти с каждым словом все более и более, - то скорее,
сударь, от удивления и от понятного всем современного любопытства посмотреть странных
молодых людей. Я и сам остался, как останавливаюсь иногда на улице, когда вижу
что-нибудь, на что можно взглянуть, как… как… как…
- Как на редкость, - подсказал Евгений Павлович.
- Превосходно и верно, - обрадовался его превосходительство, немного запутавшийся в
сравнении, - именно как на редкость. Но во всяком случае мне всего удивительнее и даже
огорчительнее, если только можно так выразиться грамматически, что вы, молодой человек,
и того даже не умели понять, что Лизавета Прокофьевна теперь осталась с вами, потому что
вы больны, - если вы только в самом деле умираете, - так сказать из сострадания, из-за ваших
жалких слов, сударь, и что никакая грязь ни в каком случае не может пристать к ее имени,
качествам и значению… Лизавета Прокофьевна! - заключил раскрасневшийся генерал: - если
хочешь идти, то простимся с нашим добрым князем и…
- Благодарю вас за урок, генерал, - серьезно и неожиданно прервал Ипполит, задумчиво
смотря на него.
- Пойдемте, maman, долго ли еще будет!.. - нетерпеливо и гневно произнесла Аглая,
вставая со стула.
- Еще две минуты, милый Иван Федорович, если позволишь, - с достоинством
обернулась к своему супругу Лизавета Прокофьевна, - мне кажется, он весь в лихорадке и
просто бредит; я в этом убеждена по его глазам; его так оставить нельзя. Лев Николаевич!
мог бы он у тебя ночевать, чтоб его в Петербург не тащить сегодня? Cher prince, вы не
скучаете? - с чего-то обратилась она вдруг к князю Щ. - Поди сюда, Александра, поправь
себе волосы, друг мой.
Она поправила ей волосы, которые нечего было поправлять, и поцеловала ее; затем
только и звала.
- Я вас считал способною к развитию… - опять заговорил Ипполит, выходя из своей
задумчивости… - Да! вот что я хотел сказать, - обрадовался он, как бы вдруг вспомнив: - вот
Бурдовский искренно хочет защитить свою мать, не правда ли? А выходит, что он же ее
срамит. Вот князь хочет помочь Бурдовскому, от чистого сердца предлагает ему свою
нежную дружбу и капитал, и, может быть, один из всех вас не чувствует к нему отвращения,
и вот они-то и стоят друг пред другом как настоящие враги… Ха-ха-ха! Вы ненавидите все
Бурдовского за то, что он, по-вашему, некрасиво и неизящно относится к своей матери, ведь
так? так? так? Ведь вы ужасно все любите красивость и изящество форм, за них только и
стоите, не правда ли? (Я давно подозревал, что только за них!) Ну, так знайте же, что ни один
из вас, может, не любил так свою мать, как Бурдовский! Вы, князь, я знаю, послали
потихоньку денег, с Ганечкой, матери Бурдовского, и вот об заклад же побьюсь (хи-хи-хи,
истерически хохотал он), об заклад побьюсь, что Бурдовский же и обвинит вас теперь в
неделикатности форм и в неуважении к его матери, ей-богу так, ха-ха-ха!
Тут он опять задохся и закашлялся.
- Ну, все? все теперь, все сказал? Ну, и иди теперь спать, у тебя лихорадка, -
нетерпеливо перебила Лизавета Прокофьевна, не сводившая с него своего беспокойного
взгляда. - Ах, господи! Да он и еще говорит!
- Вы, кажется, смеетесь? Что вы все надо мною смеетесь? Я заметил, что вы все надо
мною смеетесь, - беспокойно и раздражительно обратился он вдруг к Евгению Павловичу;
тот действительно смеялся.
- Я только хотел спросить вас, господин… Ипполит… извините, я забыл вашу
фамилию.
- Господин Терентьев, - сказал князь.
- Да, Терентьев, благодарю вас, князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел