Page 198 - Идиот
P. 198

- Узнала-то?  Ха-ха!  Да  ведь  кругом  нее  уже  целый  штаб  образовался,  только  что
               появилась.  Знаешь  какие  лица  теперь  ее  посещают  и  ищут  этой  "чести  знакомства".
               Натурально,  давеча  могла  что-нибудь  услышать  от  приходивших,  потому  что  теперь  весь
               Петербург уже знает, и здесь пол-Павловска или и весь уже Павловск. Но какое же тонкое
               замечание  ее  насчет  мундира-то,  как  мне  пересказали,  то-есть  насчет  того,  что  Евгений
               Павлыч  заблаговременно  успел  выйти  в  отставку!  Эдакий  адский  намек!  Нет,  это  не
               выражает  сумасшествия.  Я,  конечно,  отказываюсь  верить,  что  Евгений  Павлыч  мог  знать
               заранее про катастрофу, то-есть, что такого-то числа, в семь часов и т. д. Но он мог все это
               предчувствовать. А я-то, а мы-то все и князь Щ. рассчитывали, что еще тот ему наследство
               оставит! Ужас! Ужас! Пойми, впрочем, я Евгения Павлыча не обвиняю ни в чем, и спешу
               объяснить тебе, но все-таки, однако ж, подозрительно. Князь Щ. поражен чрезвычайно. Все
               это как-то странно стряслось.
                     - Но что же в поведении Евгения Павлыча подозрительного?
                     - Ничего нет! Держал себя благороднейшим образом. Я и не намекал ни на что. Свое-то
               состояние,  я  думаю,  у  него  в  целости.  Лизавета  Прокофьевна,  разумеется,  и  слышать  не
               хочет… Но главное - все эти семейные катастрофы или, лучше сказать, все эти дрязги, так
               что  даже  не  знаешь,  как  и  назвать…  Ты,  подлинно  сказать,  друг  дома.  Лев  Николаич,  и
               вообрази, сейчас оказывается, хоть впрочем и не точно, что Евгений Павлыч будто бы уже
               больше месяца назад объяснился с Аглаей и получил будто бы от нее формальный отказ.
                     - Быть не может! - с жаром вскричал князь.
                     - Да  разве  ты  что-нибудь  знаешь?  Видишь,  дражайший,  -  встрепенулся  и  удивился
               генерал, останавливаясь на месте как вкопаный, - я, может быть, тебе напрасно и неприлично
               проговорился, но ведь это потому, что ты… что ты… можно сказать, такой человек. Может
               быть, ты знаешь что-нибудь особенное?
                     - Я ничего не знаю… об Евгении Павлыче, - пробормотал князь.
                     - И я не знаю! Меня… меня, брат, хотят решительно закопать в землю и похоронить, и
               рассудить не хотят при этом, что это тяжело человеку, и что я этого не вынесу. Сейчас такая
               сцена была, что ужас! Я, как родному сыну, тебе говорю. Главное, Аглая точно смеется над
               матерью. Про то, что она, кажется, отказала Евгению Павлычу с месяц назад, и что было у
               них  объяснение,  довольно  формальное,  сообщили  сестры,  в  виде  догадки…  впрочем,
               твердой догадки. Но ведь это такое самовольное и фантастическое создание, что и рассказать
               нельзя! Все великодушия, все блестящие качества сердца и ума,  -  это все, пожалуй, в ней
               есть, но при этом каприз, насмешки. - словом, характер бесовский и вдобавок с фантазиями.
               Над матерью сейчас насмеялась в глаза, над сестрами, над князем Щ.; про меня и говорить
               нечего, надо мной она редко когда не смеется, но ведь я что, я, знаешь, люблю ее, люблю
               даже, что она смеется, - и, кажется, бесенок этот меня за это особенно любит, то-есть больше
               всех других, кажется. Побьюсь об заклад, что она и над тобой уже в чем-нибудь насмеялась.
               Я вас сейчас застал в разговоре после давешней грозы наверху; она с тобой сидела как ни в
               чем не бывало.
                     Князь покраснел ужасно и сжал правую руку, но промолчал.
                     - Милый, добрый мой Лев Николаич! - с чувством и с жаром сказал вдруг генерал: - я…
               и даже сама Лизавета Прокофьевна (которая, впрочем, тебя опять начала честить, а вместе с
               тобой и меня за тебя, не понимаю только за что), мы все-таки тебя любим, любим искренно и
               уважаем,  несмотря  даже  ни  на  что,  то-есть  на  все  видимости.  Но  согласись,  милый  друг,
               согласись  сам,  какова  вдруг  загадка,  и  какова  досада  слышать,  когда  вдруг  этот
               хладнокровный  бесенок  (потому  что  она  стояла  пред  матерью  с  видом  глубочайшего
               презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, чорт возьми,
               сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, - ну, и сглупил), этот
               хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта "помешанная" (так она
               выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: "разве вы не могли, говорит, до сих
               пор догадаться"), что эта помешанная "забрала себе в голову, во что бы то ни стало, меня
               замуж  за  князя  Льва  Николаича  выдать,  а  для  того  Евгения  Павлыча  из  дому  от  нас
   193   194   195   196   197   198   199   200   201   202   203