Page 199 - Идиот

выживает…"; только и сказала; никакого больше объяснения не дала, хохочет себе, а мы рот
разинули, хлопнула дверью и вышла. Потом мне рассказали о давешнем пассаже с нею и с
тобой… и… и… послушай, милый князь, ты человек необидчивый и очень рассудительный,
я это в тебе заметил, но… не рассердись: ей богу, она над тобой смеется. Как ребенок
смеется, и потому ты на нее не сердись, но это решительно так. Не думай чего-нибудь, - она
просто дурачит и тебя, и нас всех, от безделья. Ну, прощай! Ты знаешь наши чувства? Наши
искренние к тебе чувства? Они неизменны, никогда и ни в чем… но… мне теперь сюда, до
свиданья! Редко я до такой степени сидел плохо в тарелке (как это говорится-то?), как теперь
сижу… Ай да дача!
Оставшись один на перекрестке, князь осмотрелся кругом, быстро перешел через
улицу, близко подошел к освещенному окну одной дачи, развернул маленькую бумажку,
которую крепко сжимал в правой руке во все время разговора с Иваном Федоровичем, и
прочел, ловя слабый луч света:
"Завтра в семь часов утра я буду на зеленой скамейке, в парке, и буду вас ждать. Я
решилась говорить с вами об одном чрезвычайно важном деле, которое касается прямо до
вас.
"Р. S. Надеюсь, вы никому не покажете этой записки. Хоть мне и совестно писать вам
такое наставление, но я рассудила, что вы того стоите, и написала, - краснея от стыда за ваш
смешной характер.
"PP. SS. Это та самая зеленая скамейка, которую я вам давеча показала. Стыдитесь! Я
принуждена была и это приписать".
Записка была написана на-скоро и сложена кое-как, всего вероятнее, пред самым
выходом Аглаи на террасу. В невыразимом волнении, похожем на испуг, князь крепко зажал
опять в руку бумажку и отскочил поскорей от окна, от света, точно испуганный вор; но при
этом движении вдруг плотно столкнулся с одним господином, который очутился прямо у
него за плечами.
- Я за вами слежу, князь, - проговорил господин.
- Это вы, Келлер? - вскричал князь в удивлении.
- Ищу вас, князь. Поджидал вас у дачи Епанчиных, разумеется, не мог войти. Шел за
вами, пока вы шли с генералом. К вашим услугам, князь, располагайте Келлером. Готов
жертвовать и даже умереть, если понадобится.
- Да… зачем?
- Ну, уж наверно последует вызов. Этот поручик Моловцов, я его знаю, то-есть не
лично… он не перенесет оскорбления. Нашего брата, то-есть меня да Рогожина, он,
разумеется, наклонен почесть за шваль, и может быть заслуженно, таким образом в ответе вы
один и приходитесь. Придется заплатить за бутылки, князь. Он про вас осведомлялся, я
слышал, и уж наверно завтра его приятель к вам пожалует, а может, и теперь уже ждет. Если
удостоите чести выбрать в секунданты, то за вас готов и под красную шапку; затем и искал
вас, князь.
- Так и вы тоже про дуэль! - захохотал вдруг князь к чрезвычайному удивлению
Келлера. Он хохотал ужасно. Келлер, действительно бывший чуть не на иголках, до тех пор
пока не удовлетворился, предложив себя в секунданты, почти обиделся, смотря на такой
развеселый смех князя.
- Вы, однако ж, князь, за руки его давеча схватили. Благородному лицу и при публике
это трудно перенести.
- А он меня в грудь толкнул! - смеясь вскричал князь: - не за что нам драться! Я у него
прощения попрошу, вот и все. А коли драться, так драться! пусть стреляет, я даже хочу.
Ха-ха! Я теперь умею пистолет заряжать! Знаете ли, что меня сейчас учили, как пистолет
зарядить. Вы умеете пистолет заряжать, Келлер? Надо прежде пороху купить, пистолетного,
не мокрого и не такого крупного, которым из пушек палят; а потом сначала пороху
положить, войлоку откуда-нибудь из двери достать, и потом уже пулю вкатить, а не пулю
прежде пороха, потому что не выстрелит. Слышите, Келлер: потому что не выстрелит. Ха-ха!