Page 244 - Идиот

Ивановной? - весьма спокойно докончил князь.
- Ну, что ж, и хотелось! - вспыхнула тотчас же Лизавета Прокофьевна. - Не струшу и
прямых слов. Потому что никого не обижаю и никого не желала обидеть…
- Помилуйте, и без обиды натурально хочется узнать; вы мать. Мы сошлись сегодня с
Аглаей Ивановной у зеленой скамейки ровно в семь часов утра, вследствие ее вчерашнего
приглашения. Она дала мне знать вчера вечером запиской, что ей надо видеть меня и
говорить со мной о важном деле. Мы свиделись и проговорили целый час о делах,
собственно одной Аглаи Ивановны касающихся; вот и все.
- Конечно, все, батюшка, и без всякого сомнения все, - с достоинством произнесла
Лизавета Прокофьевна.
- Прекрасно, князь! - сказала Аглая, вдруг входя в комнату: - благодарю вас от всего
сердца, что сочли и меня неспособною унизиться здесь до лжи. Довольно с вас, maman, или
еще намерены допрашивать?
- Ты знаешь, что мне пред тобой краснеть еще ни в чем до сих пор не приходилось…
хотя ты, может, и рада бы была тому, - назидательно ответила Лизавета Прокофьевна. -
Прощайте, князь, простите и меня, что обеспокоила. И надеюсь, вы останетесь уверены в
неизменном моем к вам уважении.
Князь тотчас же откланялся на обе стороны и молча вышел. Александра и Аделаида
усмехнулись и пошептались о чем-то промеж собой. Лизавета Прокофьевна строго на них
поглядела.
- Мы только тому, maman, - засмеялась Аделаида, - что князь так чудесно раскланялся:
иной раз совсем мешок, а тут вдруг как… как Евгений Павлыч.
- Деликатности и достоинству само сердце учит, а не танцмейстер, - сентенциозно
заключила Лизавета Прокофьевна и прошла к себе на верх, даже и не поглядев на Аглаю.
Когда князь воротился к себе, уже около девяти часов, то застал на террасе Веру
Лукьяновну и служанку. Они вместе прибирали и подметали после вчерашнего беспорядка.
- Слава богу, успели покончить до приходу! - радостно сказала Вера.
- Здравствуйте; у меня немного голова кружится; я плохо спал; я бы заснул.
- Здесь на террасе, как вчера? Хорошо. Я скажу всем, чтобы вас не будили. Папаша
ушел куда-то.
Служанка вышла; Вера отправилась было за ней, но воротилась и озабоченно подошла
к князю.
- Князь, пожалейте этого… несчастного; не прогоняйте его сегодня.
- Ни за что не прогоню; как он сам хочет.
- Он ничего теперь не сделает и… не будьте с ним строги.
- О, нет, зачем же?
- И… не смейтесь над ним; вот это самое главное.
- О, отнюдь нет!
- Глупа я, что такому человеку, как вы, говорю об этом, - закраснелась Вера. - А хоть
вы и устали, - засмеялась она, полуобернувшись, чтоб уйти, - а у вас такие славные глаза в
эту минуту… счастливые.
- Неужто счастливые? - с живостью спросил князь, и радостно рассмеялся.
Но Вера, простодушная и нецеремонная, как мальчик, вдруг что-то сконфузилась,
покраснела еще больше и, продолжая смеяться, торопливо вышла из комнаты.
"Какая… славная…" подумал князь, и тотчас забыл о ней. Он зашел в угол террасы, где
была кушетка и пред нею столик, сел, закрыл руками лицо и просидел минут десять; вдруг
торопливо и тревожно опустил в боковой карман руку и вынул три письма.
Но опять отворилась дверь, и вошел Коля. Князь точно обрадовался, что пришлось
положить назад в карман письма и удалить минуту.
- Ну, происшествие! - сказал Коля, усаживаясь на кушетке и прямо подходя к предмету,
как и все ему подобные. - Как вы теперь смотрите на Ипполита? Без уважения?
- Почему же… но, Коля, я устал… При том же об этом слишком грустно опять