Page 242 - Идиот

- Стало быть, это правда! - вскричал князь в тревоге: - я слышал, но все еще не хотел
верить.
- От кого слышали? - пугливо встрепенулась Аглая.
- Рогожин сказал мне вчера, только не совсем ясно.
- Вчера? Утром вчера? Когда вчера? Пред музыкой или после?
- После; вечером, в двенадцатом часу.
- А-а, ну, коли Рогожин… А знаете, о чем она пишет, мне в этих письмах?
- Я ничему не удивляюсь; она безумная.
- Вот эти письма (Аглая вынула из кармана три письма в трех конвертах и бросила их
пред князем). Вот уже целую неделю она умоляет, склоняет, обольщает меня, чтоб я за вас
вышла замуж. Она… ну да, она умна, хоть и безумная, и вы правду говорите, что она гораздо
умнее меня… она пишет мне, что в меня влюблена, что каждый день ищет случая видеть
меня, хоть издали. Она пишет, что вы любите меня, что она это знает, давно заметила, и что
вы с ней обо мне там говорили. Она хочет видеть вас счастливым; она уверена, что только я
составлю ваше счастие… Она так дико пишет… странно… Я никому не показала писем, я
вас ждала; вы знаете, что это значит? Ничего не угадываете?
- Это сумасшествие; доказательство ее безумия, - проговорил князь, и губы его
задрожали.
- Вы уж не плачете ли?
- Нет, Аглая, нет, я не плачу, - посмотрел на нее князь.
- Что же мне тут делать? Что вы мне посоветуете? Не могу же я получать эти письма!
- О, оставьте ее, умоляю вас! - вскричал князь: - что вам делать в этом мраке; я
употреблю все усилия, чтоб она вам не писала больше.
- Если так, то вы человек без сердца! - вскричала Аглая: - неужели вы не видите, что не
в меня она влюблена, а вас, вас одного она любит! Неужели вы все в ней успели заметить, а
этого не заметили? Знаете, что это такое, что означают эти письма? Это ревность; это больше
чем ревность! Она… вы думаете она в самом деле замуж за Рогожина выйдет, как она пишет
здесь в письмах? Она убьет себя на другой день, только что мы обвенчаемся!
Князь вздрогнул; сердце его замерло. Но он в удивлении смотрел на Аглаю: странно
ему было признать, что этот ребенок давно уже женщина.
- Бог видит, Аглая, чтобы возвратить ей спокойствие и сделать ее счастливою, я отдал
бы жизнь мою, но… я уже не могу любить ее, и она это знает!
- Так пожертвуйте собой, это же так к вам идет! Вы ведь такой великий благотворитель.
И не говорите мне "Аглая"… Вы и давеча сказали мне просто: "Аглая"… Вы должны, вы
обязаны воскресить ее, вы должны уехать с ней опять, чтоб умирять и успокоивать ее сердце.
Да ведь вы же ее и любите!
- Я не могу так пожертвовать собой, хоть я и хотел один раз и… может быть, и теперь
хочу. Но я знаю наверно, что она со мной погибнет, и потому оставляю ее. Я должен был ее
видеть сегодня в семь часов; я, может быть, не пойду теперь. В своей гордости она никогда
не простит мне любви моей, - и мы оба погибнем! Это неестественно, но тут все
неестественно. Вы говорите, она любит меня, но разве это любовь? Неужели может быть
такая любовь, после того что я уже вытерпел! Нет, тут другое, а не любовь!
- Как вы побледнели! - испугалась вдруг Аглая.
- Ничего; я мало спал; ослаб, я… мы действительно про вас говорили тогда, Аглая…
- Так это правда? Вы действительно могли с нею обо мне говорить и… и как могли вы
меня полюбить, когда всего один раз меня видели?
- Я не знаю как. В моем тогдашнем мраке мне мечталась… мерещилась, может быть,
новая заря. Я не знаю, как подумал о вас об первой. Я правду вам тогда написал, что не знаю.
Все это была только мечта от тогдашнего ужаса… Я потом стал заниматься; я три года бы
сюда не приехал…
- Стало быть, приехали для нее?
И что-то задрожало в голосе Аглаи.