Page 308 - Идиот

невозможный, я знаю, и славу богу, что так сошлось; но от тебя-то я таких слов не ждала! Я
думала, другое от тебя будет. Я бы тех всех вчерашних прогнала, а его оставила, вот он
какой человек!…
Тут она вдруг остановилась, испугавшись сама того, что сказала. Но если бы знала она
как была несправедлива в эту минуту к дочери? Уже все было решено в голове Аглаи; она
тоже ждала своего часа, который должен был все решить, и всякий намек, всякое
неосторожное прикосновение глубокою раной раздирали ей сердце.

VIII.

И для князя это утро началось под влиянием тяжелых предчувствий; их можно было
объяснить его болезненным состоянием, но он был слишком неопределенно грустен, и это
было для него всего мучительнее. Правда, пред ним стояли факты яркие, тяжелые и
язвительные, но грусть его заходила дальше всего, что он припоминал и соображал; он
понимал, что ему не успокоить себя одному. Мало-по-малу в нем укоренилось ожидание, что
сегодня же с ним случится что-то особенное и окончательное. Припадок, бывший с ним
накануне, был из легких; кроме ипохондрии, некоторой тягости в голове и боли в членах, он
не ощущал никакого другого расстройства. Голова его работала довольно отчетливо, хотя
душа и была больна. Встал он довольно поздно и тотчас же ясно припомнил вчерашний
вечер; хоть и не совсем отчетливо, но все-таки припомнил и то, как через полчаса после
припадка его довели домой. Он узнал, что уже являлся к нему посланный от Епанчиных
узнать о его здоровье. В половине двенадцатого явился другой; это было ему приятно. Вера
Лебедева из первых пришла навестить его и прислужить ему. В первую минуту, как она его
увидала, она вдруг заплакала, но когда князь тотчас же успокоил ее - рассмеялась. Его как-то
вдруг поразило сильное сострадание к нему этой девушки; он схватил ее руку и поцеловал.
Вера вспыхнула.
- Ах, что вы, что вы! - воскликнула она в испуге, быстро отняв свою руку.
Она скоро ушла в каком-то странном смущении. Между прочим, она успела рассказать,
что отец ее сегодня, еще чем свет побежал к "покойнику", как называл он генерала, узнать не
помер ли он за ночь, и что слышно, говорят, наверно скоро помрет. В двенадцатом часу
явился домой и к князю и сам Лебедев, но собственно "на минуту, чтоб узнать о драгоценном
здоровьи" и т. д., и кроме того, наведаться в "шкапчик". Он больше ничего как ахал и охал, и
князь скоро отпустил его, но все-таки он попробовал порасспросить о вчерашнем припадке,
хотя и видно было, что об этом он уже знает в подробностях. За ним забежал Коля, тоже на
минуту; этот в самом деле торопился и был в сильной и мрачной тревоге. Он начал с того,
что прямо и настоятельно попросил у князя разъяснения всего, что от него скрывали,
примолвив, что уже почти все узнал во вчерашний же день. Он был сильно и глубоко
потрясен.
Со всем возможным сочувствием, к какому только был способен, князь рассказал все
дело, восстановив факты в полной точности, и поразил бедного мальчика как громом. Он не
мог вымолвить ни слова и молча заплакал. Князь почувствовал, что это было одно из тех
впечатлений, которые остаются навсегда и составляют перелом в жизни юноши навеки. Он
поспешил передать ему свой взгляд на дело, прибавив, что, по его мнению, может быть, и
смерть-то старика происходит, главное, от ужаса, оставшегося в его сердце после проступка,
и что к этому не всякий способен. Глаза Коли засверкали, когда он выслушал князя:
- Негодные Ганька, и Варя, и Птицын! Я с ними не буду ссориться, но у нас разные
дороги с этой минуты! Ах, князь, я со вчерашнего очень много почувствовал нового; это мой
урок! Мать я тоже считаю теперь прямо на моих руках; хотя она и обеспечена у Вари, но это
все не то…
Он вскочил, вспомнив, что его ждут, наскоро спросил о состоянии здоровья князя и,