Page 303 - Идиот

католичество перейдет, то уж непременно иезуитом станет, да еще из самых подземных;
коль атеистом станет, то непременно начнет требовать искоренения веры в бога насилием,
то-есть, стало быть, и мечом! Отчего это, отчего разом такое исступление? Неужто не
знаете? От того, что он отечество нашел, которое здесь просмотрел, и обрадовался; берег,
землю нашел и бросился ее целовать! Не из одного ведь тщеславия, не все ведь от одних
скверных тщеславных чувств происходят русские атеисты и русские иезуиты, а и из боли
духовной, из жажды духовной, из тоски по высшему делу, по крепкому берегу, по родине, в
которую веровать перестали, потому что никогда ее и не знали! Атеистом же так легко
сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всем мире! И наши не просто
становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не
замечая, что уверовали в нуль. Такова наша жажда! "Кто почвы под собой не имеет, тот и
бога не имеет". Это не мое выражение. Это выражение одного купца из старообрядцев, с
которым я встретился, когда ездил. Он, правда, не так выразился, он сказал: "Кто от родной
земли отказался, тот и от бога своего отказался". Ведь подумать только, что у нас
образованнейшие люди в хлыстовщину даже пускались… Да и чем, впрочем, в таком случае
хлыстовщина хуже чем нигилизм, иезуитизм, атеизм? Даже, может, и поглубже еще! Но вот
до чего доходила тоска!.. Откройте жаждущим и воспаленным Колумбовым спутникам берег
"Нового Света", откройте русскому человеку русский "Свет", дайте отыскать ему это золото,
это сокровище, сокрытое от него в земле! Покажите ему в будущем обновление всего
человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским богом
и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий, вырастет
пред изумленным миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного
лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без
варварства. И это до сих пор, и это чем дальше, тем больше! И…
Но тут вдруг случилось одно событие, и речь оратора прервалась самым неожиданным
образом.
Вся эта дикая тирада, весь этот наплыв странных и беспокойных слов и беспорядочно
восторженных мыслей, как бы толкавшихся в какой-то суматохе и перескакивавших одна
через другую, все это предрекало что-то опасное, что-то особенное в настроении так
внезапно вскипевшего, повидимому ни с того ни с сего, молодого человека. Из
присутствовавших в гостиной все знавшие князя боязливо (а иные и со стыдом) дивились его
выходке, столь несогласовавшейся со всегдашнею и даже робкою его сдержанностью, с
редким и особенным тактом его в иных случаях, и с инстинктивным чутьем высших
приличий. Понять не могли отчего это вышло: не известие же о Павлищеве было причиной.
В дамском углу смотрели на него, как на помешавшегося, а Белоконская призналась потом,
что еще минуту, и она уже хотела спасаться". "Старички" почти потерялись от первого
изумления; генерал-начальник недовольна и строго смотрел с своего стула.
Техник-полковник сидел в совершенной неподвижности. Немчик даже побледнел, но все
еще улыбался своею фальшивой улыбкой, поглядывая на других: как другие отзовутся?
Впрочем, все это и "весь скандал" могли бы разрешиться самым обыкновенным и
естественным способом, может быть, даже чрез минуту; удивленный чрезвычайно, но
раньше прочих спохватившийся, Иван Федорович уже несколько раз пробовал было
остановить князя; не достигнув успеха, он пробирался теперь к нему с целями твердыми и
решительными. Еще минута и, если уж так бы понадобилось, то он, может быть, решился бы
дружески вывести князя, под предлогом его болезни, что, может быть, и действительно было
правда, и чему очень верил про себя Иван Федорович… Но дело обернулось другим образом.
Еще в начале, как только князь вошел в гостиную, он сел как можно дальше от
китайской вазы, которою так напугала его Аглая. Можно ли поверить, что после вчерашних
слов Аглаи в него вселилось какое-то неизгладимое убеждение, какое-то удивительное и
невозможное предчувствие, что он непременно и завтра же разобьет эту вазу, как бы ни
сторонился от нее, как бы ни избегал беды! Но это было так. В продолжение вечера другие
сильные, но светлые впечатления стали наплывать в его душу: мы уже говорили об этом. Он