Page 39 - Казаки
P. 39
Хорунжий, Илья Васильевич, был казак образованный , побывавший в России,
школьный учитель и, главное, благородный . Он хотел казаться благородным ; но невольно
под напущенным на себя уродливым лоском вертлявости, самоуверенности и безобразной
речи чувствовался тот же дядя Ерошка. Это видно было и по его загорелому лицу, и по
рукам, и по красноватому носу. Оленин попросил его садиться.
— Здравствуй, батюшка Илья Васильич! — сказал Ерошка, вставая и, как показалось
Оленину, иронически низко кланяясь.
— Здорово, дядя! Уж ты тут? — отвечал хорунжий, небрежно кивая ему головой.
Хорунжий был человек лет сорока, с седою клинообразною бородкой, сухой, тонкий и
красивый и еще очень свежий для своих сорока лет. Придя к Оленину, он, видимо, боялся,
чтобы его не приняли за обыкновенного казака, и желал дать ему сразу почувствовать свое
значение.
— Это наш Нимврод египетский , — сказал он, с самодовольною улыбкой обращаясь к
Оленину и указывая на старика. — Ловец пред господином . Первый у нас на всякие руки.
Изволили уж узнать?
Дядя Ерошка, глядя на свои ноги, обутые в мокрые поршни, раздумчиво покачивал
головой, как бы удивляясь ловкости и учености хорунжего, и повторял про себя: «Нимрод
гицкий! Чего не выдумает?»
— Да вот на охоту хотим идти, — сказал Оленин.
— Так-с точно, — заметил хорунжий. — А у меня дельце есть к вам.
— Что прикажете?
— Как вы есть благородный человек, — начал хорунжий, — и как я себя могу
понимать, что мы тоже имеем звание офицера и потому постепенно можем всегда
страктоваться, как и все благородные люди. (Он приостановился и с улыбкой взглянул на
старика и Оленина.) Но ежели бы вы имели желание, по согласию моему, так как моя жена
есть женщина глупая в нашем сословии, не могла в настоящее время вполне вразумить ваши
слова вчерашнего числа. Потому квартира моя для полкового адъютанта могла ходить без
конюшни за шесть монетов, — а задаром я всегда, как благородный человек, могу удалить от
себя. А так как вам желается, то я, как сам офицерского звания, могу во всем согласиться
лично с вами, и как житель здешнего края, не то как бабы по нашему обычаю, а во всем могу
соблюсти условия…
— Чисто говорит, — пробормотал старик. Хорунжий говорил еще долго в том же роде.
Изо всего этого Оленин не без некоторого труда мог понять желание хорунжего брать по
шести рублей серебром за квартиру в месяц. Он с охотою согласился и предложил своему
гостю стакан чаю. Хорунжий отказался.
— По нашему глупому обряду, — сказал он, — мы считаем как бы за грех употреблять
из мирского стакана. Оно хотя, по образованию моему, я бы мог понимать, но жена моя по
слабости человеческия…
— Что ж, прикажете чаю?
— Ежели позволите, я свой стакан принесу, особливый , — отвечал хорунжий и вышел
на крыльцо. — Стакан подай! — крикнул он.
Через несколько минут дверь отворилась, и загорелая молодая рука в розовом рукаве
высунулась с стаканом из двери. Хорунжий подошел, взял стакан и пошептал что-то с
дочерью. Оленин налил чаю хорунжему в особливый , Ерошке в мирской стакан.
— Однако не желаю вас задерживать, — сказал хорунжий, обжигаясь и допивая свой
стакан. — Я как есть тоже имею сильную охоту до рыбной ловли и здесь только на побывке,
как бы на рекреации от должности. Тоже имею желание испытать счастие, не попадутся ли и
на мою долю дары Терека . Надеюсь, вы и меня посетите когда-нибудь испить
родительского , по нашему станичному обычаю, — прибавил он.
Хорунжий откланялся, пожал руку Оленину и вышел. Покуда собирался Оленин, он
слышал повелительный и толковый голос хорунжего, отдававшего приказания домашним. А
через несколько минут Оленин видел, как хорунжий в засученных до колен штанах и в