Page 42 - Казаки

колеблющимися махалками. Местами большие звериные и маленькие, как туннели, фазаньи
тропы сходили с дороги в чащу леса. Сила растительности этого не пробитого скотом леса на
каждом шагу поражала Оленина, который не видал еще ничего подобного. Этот лес,
опасность, старик с своим таинственным шепотом, Марьянка с своим мужественным
стройным станом и горы — все это казалось сном Оленину.
— Фазана посадил, — прошептал старик, оглядываясь и надвигая себе на лицо
шапку. — Мурло-то закрой: фазан, — он сердито махнул на Оленина и полез дальше, почти
на четвереньках, — мурла человечьего не любит.
Оленин еще был сзади, когда старик остановился и стал оглядывать дерево. Петух
тордокнул с дерева на собаку, лаявшую на него, и Оленин увидал фазана. Но в то же время
раздался выстрел, как из пушки, из здоровенного ружья Ерошки, и петух вспорхнул, теряя
перья, и упал наземь. Подходя к старику, Оленин спугнул другого. Выпростав ружье, он
повел и ударил. Фазан взвился колом кверху и потом, как камень, цепляясь за ветки, упал в
чащу.
— Молодец! — смеясь, прокричал старик, не умевший стрелять влет.
Подобрав фазанов, они пошли дальше. Оленин, возбужденный движением и похвалой,
все заговаривал с стариком.
— Стой! Сюда пойдем, — перебил его старик, — вчера тут олений след видал.
Свернув в чащу и пройдя шагов триста, они выбрались на полянку, поросшую
камышом и местами залитую водой. Оленин все отставал от старого охотника, и дядя
Ерошка, шагах в двадцати впереди его, нагнулся, значительно кивая и махая ему рукой.
Добравшись до него, Оленин увидал след ноги человека, на который ему указывал старик.
— Видишь?
— Вижу. Что ж? — сказал Оленин, стараясь говорить как можно
спокойнее. — Человека след.
Невольно в голове его мелькнула мысль о Куперовом Патфайндере и абреках, а глядя
на таинственность, с которою шел старик, он не решался спросить и был в сомнении,
опасность или охота причиняли эту таинственность.
— Не, это мой след, — просто ответил старик и указал траву, под которою был виден
чуть заметный след зверя.
Старик пошел дальше. Оленин не отставал от него. Пройдя шагов двадцать и спускаясь
книзу, они пришли в чащу, к разлапистой груше, под которою земля была черна и оставался
свежий звериный помет.
Обвитое виноградником место было похоже на крытую уютную беседку, темную и
прохладную.
— Утром тут был, — вздохнув, сказал старик, — видать, логово отпотело, свежо.
Вдруг страшный треск послышался в лесу, шагах в десяти от них. Оба вздрогнули и
схватились за ружья, но ничего не видно было; только слышно было, как ломались сучья.
Равномерный, быстрый топот галопа послышался на мгновенье, из треска перешел в гул, все
дальше, дальше, шире и шире разносившийся по тихому лесу. Что-то как бы оборвалось в
сердце Оленина. Он тщетно всматривался в зеленую чащу и наконец оглянулся на старика.
Дядя Ерошка, прижав ружье к груди, стоял неподвижно; шапка его была сбита назад, глаза
горели необыкновенным блеском, и открытый рот, из которого злобно выставлялись
съеденные желтые зубы, замер в своем положении.
— Рогаль, — проговорил он. И, отчаянно бросив наземь ружье, стал дергать себя за
седую бороду. — Тут стоял! С дорожки подойти бы! Дурак! Дурак! — И он злобно ухватил
себя за бороду. — Дурак! Свинья! — твердил он, больно дергая себя за бороду. Над лесом в
тумане как будто пролетало что-то; все дальше и дальше, шире и тире гудел бег поднятого
оленя…
Уж сумерками Оленин вернулся с стариком, усталый, голодный и сильный. Обед был
готов. Он поел, выпил с стариком, так что ему стало тепло и весело, и вышел на крылечко.
Опять перед глазами подымались горы на закате. Опять старик рассказывал свои