Page 67 - Казаки
P. 67
пошел из саду.
XXXII
Раза два он останавливался, прислушиваясь к звонкому смеху Марьяны и Устеньки,
которые, сойдясь вместе, кричали что-то. Целый вечер Оленин проходил в лесу на охоте.
Ничего не убив, он вернулся уж сумерками. Пройдя по двору, он заметил отворенную дверь
в хозяйской избушке и видневшуюся из нее голубую рубаху. Он особенно громко кликнул
Ванюшу, чтобы дать знать о своем приходе, и сел на крыльце на обычное место. Хозяева уже
вернулись из садов; они вышли из избушки , прошли в свою хату и не позвали его к себе.
Марьяна два раза выходила за ворота. Один раз в полусвете ему показалось, что она
оглянулась на него. Он жадно следил глазами за каждым ее движением, но не решился
подойти к ней. Когда она скрылась в хате, он сошел с крыльца и начал ходить по двору. Но
Марьяна уже не выходила. Целую ночь Оленин провел без сна на дворе, прислушиваясь к
каждому звуку в хозяйской хате. Он слышал, как с вечера они говорили, как ужинали, как
вытаскивали пуховики и укладывались спать, слышал, как чему-то засмеялась Марьяна;
слышал потом, как все затихло. Хорунжий переговаривал что-то шепотом с старухой, и
кто-то дышал. Он зашел в свою хату. Ванюша, не раздеваясь, спал. Оленин позавидовал ему
и опять принялся ходить по двору, все ожидая чего-то; но никто не выходил, никто не
шевелился; только слышалось равномерное дыхание трех человек. Он знал дыхание
Марьяны и все слушал его и слушал стук своего сердца. В станице все затихло, поздний
месяц взошел, и стала виднее скотина, пыхтевшая по дворам, ложившаяся и медленно
встававшая. Оленин со злобой спрашивал себя: «Чего мне нужно?» — и не мог оторваться от
своей ночи. Вдруг ясно послышались ему шаги и скрип половицы в хозяйской хате. Он
бросился к дверям; но опять ничего не было слышно, кроме равномерного дыхания, и опять
на дворе после тяжелого вздоха поворачивалась буйволица, вставая на передние колени,
потом на все ноги, взмахивала хвостом, и равномерно шлепало что-то по сухой глине двора,
и опять со вздохом укладывалась она в месячной мгле… Он спрашивал себя: «Что мне
делать?» — и решительно собирался идти спать; но опять послышались звуки, и в
воображении его возникал образ Марьянки, выходившей на эту месячную туманную ночь, и
опять он бросался к окну, и опять слышал шаги. Уже перед светом подошел он к окну,
толкнул в ставень, перебежал к двери, и действительно заслышался вздох Марьянки и шаги.
Он взялся за щеколду и постучал. Босые, осторожные шаги, чуть скрипя половицами,
приближались к двери. Зашевелилась щеколда, скрипнула дверь, пахнуло запахом душницы
и тыквы, и на пороге показалась вся фигура Марьянки. Он видел ее только мгновенье при
месячном свете. Она захлопнула дверь и, что-то прошептав, побежала легкими шагами назад.
Оленин стал стучать слегка, ничто не отзывалось. Он перебежал к окну и стал слушать.
Вдруг резкий, визгливый мужской голос поразил его.
— Славно! — сказал невысокий казачонок в белой папахе, близко подходя со двора к
Оленину. — Я видел, славно!
Оленин узнал Назарку и молчал, не зная, что делать и говорить.
— Славно! Вот я в станичное пойду, докажу и отцу скажу. Вишь, хорунжиха какая! Ей
одного мало.
— Чего ты от меня хочешь, что тебе надо? — выговорил Оленин.
— Ничего, я только в станичном скажу. Назарка говорил очень громко, видимо,
нарочно.
— Вишь, ловкий юнкирь какой! Оленин дрожал и бледнел.
— Поди сюда, сюда! — Он сильно ухватил его за руки и отвел его к своей хате. — Ведь
ничего не было, она меня не пустила, и я ничего… Она честная…
— Ну там, разбирать… — сказал Назарка.
— Да я все равно тебе дам… Вот постой!.. Назарка замолчал. Оленин вбежал в свою
хату и вынес казаку десять рублей.