Page 65 - Казаки

— А то пустить! Я раз слово сказала, и будет! Твердо, как камень, — серьезно отвечала
Марьяна.
— А молодец! Только захоти, никакая девка им не побрезгает.
— Пускай к другим ходит, — гордо ответила Марьяна.
— Не жалеешь ты его?
— Жалею, а глупости не сделаю. Это дурно.
Устенька вдруг упала головой на грудь подруге, обхватила ее руками и вся затряслась
от давившего ее смеха.
— Глупая ты дура! — проговорила она, запыхавшись, — счастье себе не хочешь, — и
опять принялась щекотать Марьяну.
— Ай, брось! — говорила Марьяна, вскрикивая сквозь смех. — Лазутку раздавила.
— Вишь, черти, разыгрались, не умаялись, — послышался опять из-за арбы сонный
голос старухи.
— Счастья не хочешь, — повторила Устенька шепотом и привставая. — А счастлива
ты, ей-богу! Как тебя любят! Ты корявая такая, а тебя любят. Эх, кабы я да на твоем месте
была, я бы постояльца вашего так окрутила! Посмотрела я на него, как у нас были, так,
кажется, и съел бы он тебя глазами. Мой дедушка — и тот чего мне не надавал! А ваш,
слышь, из русских богач первый. Его денщик сказывал, что у них свои холопи есть.
Марьяна привстала и, задумавшись, улыбнулась.
— Что он мне раз сказал, постоялец-то, — проговорила она, перекусывая
травинку. — Говорит: я бы хотел казаком Лукашкой быть или твоим братишкой, Лазуткой. К
чему это он так сказал?
— А так, врет, что на ум взбрело, — отвечала Устенька. — Мой чего не говорит! Точно
порченый!
Марьяна бросилась головой на свернутый бешмет, кинула руку на плечо Устеньке и
закрыла глаза.
— Нынче хотел в сады работать прийти; его батюшка звал, — проговорила она,
помолчав немного, и заснула.

XXXI

Солнце вышло уже из-за груши, отснявшей арбу, и косыми лучами, даже сквозь ветви,
переплетенные Устенькой, жгло лица девок, спавших под арбой. Марьяна проснулась и стала
убираться платком. Оглядевшись кругом, она увидала за грушей постояльца, который с
ружьем на плече стоял и разговаривал с ее отцом. Она толканула Устеньку и молча,
улыбнувшись, указала ей на него.
— Вчера я ходил, ни одного не нашел, — говорил Оленин, беспокойно поглядывая
кругом и из-за веток не видя Марьяны.
— А вы вон к тому краю, прямо по циркулю пройдите, там в заброшенном саду,
пустырем прозывается, всегда зайцы находятся, — сказал хорунжий, тотчас изменяя свой
язык.
— Легко ли в рабочую пору ходить зайцев искать! Приходили бы лучше нам
подсобить. С девками поработали бы, — весело сказала старуха. — Ну, девки,
вставать! — крикнула она.
Марьяна и Устенька шептались и едва удерживались от смеха под арбой.
С тех пор как стало известно, что Оленин подарил коня в пятьдесят монетов Лукашке,
хозяева его стали ласковее; особенно хорунжий, казалось, видел с удовольствием его
сближение с дочерью.
— Да я не умею работать, — сказал Оленин, стараясь не смотреть сквозь зеленые ветви
под арбой, где он заметил голубую рубаху и красный платок Марьяны.
— Приходи, шепталок дам, — ответила старуха.
— По казачьей гостеприимной старине, одна старушечья глупость, — сказал хорунжий,