Page 21 - Леди Макбет Мценского уезда

Мало вынесла с собою Катерина Львовна в пестрядинном мешке ценных вещей и еще
того меньше наличных денег. Но и это все, еще далеко не доходя до Нижнего, раздала она
этапным ундерам за возможность идти с Сергеем рядышком дорогой и постоять с ним
обнявшись часок темной ночью в холодном закоулочке узенького этапного коридора.
Только штемпелеванный дружок Катерины Львовны стал что-то до нее очень неласков:
что ей ни скажет, как оторвет, тайными свиданьями с ней, за которые та не евши и не пивши
отдает самой ей нужный четвертачок из тощего кошелька, дорожит не очень и даже не раз
говаривал:
– Ты замест того, чтобы углы-то в коридоре выходить со мной обтирать, мне бы эти
деньги предоставила, что ундеру отдала.
– Четвертачок всего, Сереженька, я дала, – оправдывалась Катерина Львовна.
– А четвертачок неш не деньги? Много ты их на дороге-то наподнимала, этих
четвертачков, а рассовала уж чай, немало.
– Зато же, Сережа, видались.
– Ну, легко ли, радость какая после этакой муки видаться-то! Жисть-то свою проклял
бы, а не то что свидание.
– А мне, Сережа, все равно: мне лишь бы тебя видеть.
– Глупости все это, – отвечал Сергей.
Катерина Львовна иной раз до крови губы кусала при таких ответах, а иной раз и на ее
неплаксивых глазах слезы злобы и досады навертывались в темноте ночных свиданий; но все
она терпела, все молчала и сама себя хотела обманывать.
Таким образом в этих новых друг к другу отношениях дошли они до Нижнего
Новгорода. Здесь партия их соединилась с партиею, следовавшею в Сибирь с московского
тракта.
В этой большой партии в числе множества всякого народа в женском отделении были
два очень интересные лица: одна-солдатка Фиона из Ярославля, такая чудесная, роскошная
женщина, высокого роста, с густою черною косою и томными карими глазами, как
таинственной фатой завешенными густыми ресницами; а другая – семнадцатилетняя
востролиценькая блондиночка с нежно-розовой кожей, крошечным ротиком, ямочками на
свежих щечках и золотисто-русыми кудрями, капризно выбегавшими на лоб из-под
арестантской пестрядинной повязки. Девочку эту в партии звали Сонеткой.
Красавица Фиона была нрава мягкого и ленивого. В своей партии ее все знали, и никто
из мужчин особенно не радовался, достигая у нее успеха, и никто не огорчался, видя, как она
тем же самым успехом дарила другого искателя.
– Тетка Фиона у нас баба добреющая, никому от нее обиды нет, – говорили шутя
арестанты в один голос.
Но Сонетка была совсем в другом роде.
Об этой говорили:
– Вьюн: около рук вьется, а в руки не дается. Сонетка имела вкус, блюла выбор и даже,
может быть, очень строгий выбор; она хотела, чтобы страсть приносили ей не в виде
сыроежки, а под пикантною, пряною приправою, с страданиями и с жертвами; а Фиона была
русская простота, которой даже лень сказать кому-нибудь: «прочь поди» и которая знает
только одно, что она баба. Такие женщины очень высоко ценятся в разбойничьих шайках,
арестантских партиях и петербургских социально-демократических коммунах.
Появление этих двух женщин в одной соединительной партии с Сергеем и Катериной
Львовной имело для последней трагическое значение.

Глава четырнадцатая

С первых же дней вместного следования соединенной партии от Нижнего к Казани
Сергей стал видимым образом заискивать расположения солдатки Фионы и не пострадал
безуспешно. Томная красавица Фиона не истомила Сергея, как не томила она по своей