Page 19 - Леди Макбет Мценского уезда

улице стон стоит от людского говора.
Не успела Катерина Львовна ничего сообразить, как народ, окружающий крыльцо, смял
ее и бросил в покои.

Глава двенадцатая

А вся эта тревога произошла вот каким образом:
народу на всенощной под двунадесятый праздник во всех церквах хоть и уездного, но
довольно большого и промышленного города, где жила Катерина Львовна, бывает
видимо-невидимо, а уж в той церкви, где завтра престол, даже и в ограде яблоку упасть
негде. Тут обыкновенно поют певчие, собранные из купеческих молодцов и управляемые
особым регентом тоже из любителей вокального искусства.
Наш народ набожный, к церкви божией рачительный и по всему этому народ в свою
меру художественный: благолепие церковное и стройное «органистое» пение составляют для
него одно из самых высоких и самых чистых его наслаждений. Где поют певчие, там у нас
собирается чуть не половина города, особенно торговая молодежь: приказчики, молодцы,
мастеровые с фабрик, заводов и сами хозяева с своими половинами, – все собьются в одну
церковь; каждому хочется хоть на паперти постоять, хоть под окном на пеклом жару или на
трескучем морозе послушать, как органит октава, а заносистый тенор отливает самые
3
капризные варшлаки.
В приходской церкви Измайловского дома был престол в честь введения во храм
пресвятые богородицы, и потому вечером под день этого праздника, в самое время
описанного происшествия с Федей, молодежь целого города была в этой церкви и, расходясь
шумною толпою, толковала о достоинствах известного тенора и случайных неловкостях
столь же известного баса.
Но не всех занимали эти вокальные вопросы: были в толпе люди, интересовавшиеся и
другими вопросами.
– А вот, ребята, чудно тоже про молодую Измайлиху сказывают, – заговорил, подходя к
дому Измайловых, молодой машинист, привезенный одним купцом из Петербурга на свою
паровую мельницу, – сказывают, – говорил он, – будто у нее с ихним приказчиком Сережкой
по всякую минуту амуры идут…
– Это уж всем известно, – отвечал тулуп, крытый синей нанкой. – Ее нонче и в церкви,
знать, не было.
– Что церковь? Столь скверная бабенка испаскудилась, что ни бога, ни совести, ни глаз
людских не боится.
– А ишь, у них вот светится, – заметил машинист, указывая на светлую полоску между
ставнями.
– Глянь-ка в щелочку, что там делают? – цыкнули несколько голосов.
Машинист оперся на двое товарищеских плеч и только что приложил глаз к ставенному
створу, как благим матом крикнул:
– Братцы мои, голубчики! душат кого-то здесь, душат!
И машинист отчаянно заколотил руками в ставню. Человек десять последовали его
примеру и, вскочив к окнам, тоже заработали кулаками.
Толпа увеличивалась каждое мгновение, и произошла известная нам осада
Измайловского дома.
– Видел сам, собственными моими глазами видел, – свидетельствовал над мертвым
Федею машинист, – младенец лежал повержен на ложе, а они вдвоем душили его.
Сергея взяли в часть в тот же вечер, а Катерину Львовну отвели в ее верхнюю комнату
и приставили к ней двух часовых.

3 В Орловской губернии певчие так называют форшляги (прим. авт.).