Page 8 - Леди Макбет Мценского уезда

– Посмотри, Сережа, рай-то, рай-то какой! – воскликнула Катерина Львовна, смотря
сквозь покрывающие ее густые ветви цветущей яблони на чистое голубое небо, на котором
стоял полный погожий месяц.
Лунный свет, пробиваясь сквозь листья и цветы яблони, самыми причудливыми,
светлыми пятнышками разбегался по лицу и всей фигуре лежавшей навзничь Катерины
Львовны; в воздухе стояло тихо; только легонький теплый ветерочек чуть пошевеливал
сонные листья и разносил тонкий аромат цветущих трав и деревьев. Дышалось чем-то
томящим, располагающим к лени, к неге и к темным желаниям.
Катерина Львовна, не получая ответа, опять замолчала и все смотрела сквозь
бледно-розовые цветы яблони на небо. Сергей тоже молчал; только его не занимало небо.
Обхватив обеими руками свои колени. он сосредоточенно глядел на свои сапожки.
Золотая ночь! Тишина, свет, аромат и благотворная, оживляющая теплота. Далеко за
оврагом, позади сада, кто-то завел звучную песню; под забором в густом черемушнике
щелкнул и громко заколотил соловей; в клетке на высоком шесте забредил сонный перепел,
и жирная лошадь томно вздохнула за стенкой конюшни, а по выгону за садовым забором
пронеслась без всякого шума веселая стая собак и исчезла в безобразной, черной тени
полуразвалившихся, старых соляных магазинов.
Катерина Львовна приподнялась на локоть и глянула на высокую садовую траву; а
трава так и играет с лунным блеском, дробящимся о цветы и листья деревьев. Всю ее
позолотили эти прихотливые, светлые пятнышки и так на ней и мелькают, так и трепещутся,
словно живые огненные бабочки, или как будто вот вся трава под деревьями взялась лунной
сеткой и ходит из стороны в сторону.
– Ах, Сережечка, прелесть-то какая! – воскликнула, оглядевшись, Катерина Львовна.
Сергей равнодушно повел глазами.
– Что ты это, Сережа, такой нерадостный? Или уж тебе и любовь моя прискучила?
– Что пустое говорить! – отвечал сухо Сергей и, нагнувшись, лениво поцеловал
Катерину Львовну.
– Изменщик ты, Сережа, – ревновала Катерина Львовна, – необстоятельный.
– Я даже этих и слов на свой счет не принимаю, – отвечал спокойным тоном Сергей.
– Что ж ты меня так целуешь? Сергей совсем промолчал.
– Это только мужья с женами, – продолжала, играя его кудрями, Катерина Львовна, –
так друг дружке с губ пыль обивают. Ты меня так целуй, чтоб вот с этой яблони, что над
нами, молодой цвет на землю посыпался. Вот так, вот, – шептала Катерина Львовна,
обвиваясь около любовника и целуя его с страстным увлечением.
– Слушай, Сережа, что я тебе скажу, – начала Катерина Львовна спустя малое время, –
с чего это все в одно слово про тебя говорят, что ты изменщик?
– Кому ж это про меня брехать охота?
– Ну уж говорят люди.
– Может быть, когда и изменял тем, какие совсем нестоющие.
– А на что, дурак, с нестоющими связывался? с нестоющею не надо и любви иметь.
– Говори ж ты! Неш это дело тоже как по рассуждению делается? Один соблаз
действует. Ты с нею совсем просто, без всяких этих намерений заповедь свою преступил, а
она уж и на шею тебе вешается. Вот и любовь!
– Слушай же, Сережа! я там, как другие прочие были, ничего этого не знаю, да и знать
про это не хочу; ну а только как ты меня на эту теперешнюю нашу любовь сам улещал и сам
знаешь, что сколько я пошла на нее своею охотою, сколько ж и твоей хитростью, так ежели
ты, Сережа, мне да изменишь, ежели меня да на кого да нибудь, на какую ни на есть иную
променяешь, я с тобою, друг мой сердечный, извини меня, – живая не расстанусь.
Сергей встрепенулся.
– Да ведь, Катерина Ильвовна! свет ты мой ясный! – заговорил он. – Ты сама посмотри,
какое наше с тобою дело. Ты вон как теперь замечаешь, что я задумчив нонче, а не
рассудишь ты того, как мне и задумчивым не быть. У меня, может, все сердце мое в