Page 6 - Леди Макбет Мценского уезда

отправлю.
Тем Борис Тимофеич и порешил; но только это решение его не состоялось.

Глава пятая

Поел Борис Тимофеич на ночь грибков с кашицей, и началась у него изжога; вдруг
схватило его под ложечкой; рвоты страшные поднялись, и к утру он умер, и как раз так, как
умирали у него в амбарах крысы, для которых Катерина Львовна всегда своими
собственными руками приготовляла особое кушанье с порученным ее хранению опасным
белым порошком.
Выручила Катерина Львовна своего Сергея из стариковской каменной кладовой и без
всякого зазора от людских очей уложила его отдыхать от свекровых побоев на мужниной
постели; а свекра, Бориса Тимофеича, ничтоже сумняся, схоронили по закону
христианскому. Дивным делом никому и невдомек ничего стало: умер Борис Тимофеич, да и
умер, поевши грибков, как многие, поевши их, умирают. Схоронили Бориса Тимофеича
спешно, даже и сына не дождавшись, потому что время стояло на дворе теплое, а Зиновия
Борисыча посланный не застал на мельнице. Тому лес случайно как-то дешево попался еще
верст за сто: посмотреть его поехал и никому путем не объяснил, куда поехал.
Справившись с этим делом, Катерина Львовна уж совсем разошлась. То она была баба
неробкого десятка, а тут и нельзя было разгадать, что такое она себе задумала; ходит
козырем, всем по дому распоряжается, а Сергея так от себя и не отпускает. Задивились было
этому по двору, да Катерина Львовна всякого сумела найти своей щедрой рукой, и все это
дивованье вдруг сразу прошло. «Зашла, – смекали, – у хозяйки с Сергеем алигория, да и
только. – Ее, мол, это дело, ее и ответ будет».
А тем временем Сергей выздоровел, разогнулся и опять молодец молодцом, живым
кречетом заходил около Катерины Львовны, и опять пошло у них снова житье разлюбезное.
Но время катилось не для них одних: спешил домой из долгой отлучки и обиженный муж
Зиновий Борисыч.

Глава шестая

На дворе после обеда стоял пеклый жар, и проворная муха несносно докучала.
Катерина Львовва закрыла окно в спальне ставнями и еще шерстяным платком его изнутри
завесила, да и легла с Сергеем отдохнуть на высокой купеческой постели. Спит и не спит
Катерина Львовна, а только так ее и смаривает, так лицо потом и обливается, и дышится ей
таково горячо и тягостно. Чувствует Катерина Львовна, что пора ей и проснуться; пора идти
в сад чай пить, а встать никак не может. Наконец кухарка подошла и в дверь постучала:
«Самовар, – говорит, – под яблонью глохнет». Катерина Львовна насилу прокинулась и ну
кота ласкать. А кот промежду ее с Сергеем трется, такой славный, серый, рослый да
претолстющий-толстый… и усы как у оброчного бурмистра. Катерина Львовна
заворошилась в его пушистой шерсти, а он так к ней с рылом и лезет: тычется тупой мордой
в упругую грудь, а сам такую тихонькую песню поет, будто ею про любовь рассказывает. «И
чего еще сюда этот котище зашел? – думает Катерина Львовна. – Сливки тут-то я на окне
поставила: беспременно он, подлый, у меня их вылопает. Выгнать его», – решила она и
хотела схватить кота и выбросить, а он, как туман, так мимо пальцев у нее и проходит.
«Однако откуда же этот кот у нас взялся? – рассуждает в кошмаре Катерина Львовна. –
Никогда у нас в спальне никакого кота не было, а тут ишь какой забрался!» Хотела она опять
кота рукой взять, а его опять нет. «О, да что ж это такое? Уж это, полно, кот ли?», –
подумала Катерина Львовна. Оторопь ее вдруг взяла и сон и дрему совсем от нее прогнала.
Оглянулась Катерина Львовна по горнице – никакого кота нет, лежит только красивый
Сергей и своей могучей рукой ее грудь к своему горячему лицу прижимает.
Встала Катерина Львовна, села на постель, целовала, целовала Сергея, миловала,