Page 9 - Леди Макбет Мценского уезда

запеченной крови затонуло!
– Говори, говори, Сережа, свое горе.
– Да что тут и говорить! Вот сейчас, вот первое дело, благослови господи, муж твой
наедет, а ты, Сергей Филипыч, и ступай прочь, отправляйся на задний двор к музыкантам и
смотри из-под сарая, как у Катерины Ильвовны в спальне свеченька горит, да как она
пуховую постельку перебивает, да с своим законным Зиновием с Борисычем опочивать
укладывается.
– Этого не будет! – весело протянула Катерина Львовна и махнула ручкой.
– Как так этого не будет! А я так понимаю, что совсем даже без этого вам невозможно.
А я тоже, Катерина Ильвовна, свое сердце имею и могу свои муки видеть.
– Да ну, полно тебе все об этом.
Катерине Львовне было приятно это выражение Сергеевой ревности, и она,
рассмеявшись, опять взялась за свои поцелуи.
– А повторительно, – продолжал Сергей, тихонько высвобаживая свою голову из голых
по плечи рук Катерины Львовны, – повторительно надо сказать и то, что состояние мое
самое ничтожное тоже заставляет, может, не раз и не десять раз рассудить и так и иначе.
Будь я, так-скажу, равный вам, будь я какой барин или купец, я бы то есть с вами, Катерина
Ильвовна, и ни в жизнь мою не расстался. Ну, а так сами вы посудите, что я за человек при
вас есть? Видючи теперь, как возьмут вас за белые ручки и поведут в опочивальню, должен я
все это переносить в моем сердце и, может, даже сам для себя чрез то на целый век
презренным человеком сделаться. Катерина Ильвовна! Я ведь не как другие прочие, для
которого все равно, абы ему от женчины только радость получить. Я чувствую, какова есть
любовь и как она черной змеею сосет мое сердце…
– Что ты это мне все про такое толкуешь? – перебила его Катерина Львовна. Ей стало
жаль Сергея.
– Катерина Ильвовна! Как про это не толковать-то? Как не толковать-то? Когда, может,
все уж им объяснено и расписано, когда, может, не только что в каком-нибудь долгом
расстоянии, а даже самого завтрашнего числа Сергея здесь ни духу, ни паху на этом дворе не
останется?
– Нет, нет, и не говори про это, Сережа! Этого ни за что не будет, чтоб я без тебя
осталась, – успокаивала его все с теми же ласками Катерина Львовна. – Если только пойдет
на что дело… либо ему, либо мне не жить, а уж ты со мной будешь.
– Никак этого не может, Катерина Ильвовна, последовать, – отвечал Сергей, печально и
грустно качая своею головою. – Я жизни моей не рад сам за этой любовью. Любил бы то, что
не больше самого меня стоит, тем бы и доволен был. Вас ли мне с собою в постоянной
любви иметь? Нешто это вам почет какой – полюбовницей быть? Я б хотел пред святым
предвечным храмом мужем вам быть: так тогда я, хоть завсегда млаже себя перед вами
считая, все-таки мог бы по крайности публично всем обличить, сколь я у своей жены
почтением своим к ней заслуживаю…
Катерина Львовна была отуманена этими словами Сергея, этою его ревностью, этим
его желанием жениться на ней – желанием, всегда приятным женщине, несмотря на самую
короткую связь ее с человек ком до женитьбы. Катерина Львовна теперь готова была за
Сергея в огонь, в воду, в темницу и на крест» Он влюбил ее в себя до того, что меры ее
преданности ему не было никакой. Она обезумела от своего счастия; кровь ее кипела, и она
не могла более ничего слушать. Она быстро зажала ладонью Сергеевы губы и, прижав к
груди своей его голову, заговорила:
– Ну, уж я знаю, как я тебя и купцом сделаю и жить с тобой совсем как следует стану.
Ты только не печаль меня попусту, пока еще дело наше не пришло до нас.
И опять пошли поцелуи да ласки.
Старому приказчику, спавшему в сарае, сквозь крепкий сон стал слышаться в ночной
тишине то шепот с тихим смехом, будто где шаловливые дети советуются, как злее над
хилою старостью посмеяться; то хохот звонкий и веселый, словно кого озерные русалки