Page 100 - Мартин Иден
P. 100
Мартин молчал, растянувшись на земле, и перед ним недоброй тенью
вырастало мрачное сомнение. Он потерпел неудачу. Ничего он не способен
высказать. Он видел величайшее чудо, каких не много на свете, и не сумел
это передать.
– А что вы думаете о… о лейтмотиве? – он запнулся, смутился,
впервые употребил прежде незнакомое слово.
– Лейтмотив нечеток, – ответила Руфь. – Это мой единственный
серьезный упрек. Я проследила за развитием темы, но в рассказе слишком
много ответвлений. Слишком растянуто. Вводя столько побочных линий и
обстоятельств, вы тормозите действие.
– Так ведь таков и есть главный лейтмотив, – торопливо объяснил он, –
важнейший подспудный лейтмотив – в нем всеобщее, всечеловеческое, что
проодит через весь рассказ. Я все время пытался выявить это в сюжете, у
которого тут роль второстепенная. Я был на правильном пути, но, видно, не
справился, Не сумел передать, к чему клоню. Но со временем научусь.
Она не могла взять в толк, о чем это он. Хоть и стала она бакалавром
искусств, а то, что он говорил, было выше ее разумения. И, не понимая
собственной ограниченности, она полагала, что это он виноват, не умеет
ясно и последовательно выразить свою мысль.
– Слишком многословно, – сказала она. – Но местами очень красиво.
Он слышал ее голос словно издалека-спорил в эту минуту сам с собой,
читать ей «Голоса моря» или нет. Глухое отчаяние охватило его, а Руфь
смотрела на него испытующе, и ее одолевали незваные своевольные мысли
о замужестве.
– Вам хочется славы?-внезапно спросила она.
– Да, отчасти, – признался Мартин. – Это ведь тоже увлекательно. Тут
важно не то, что прославился, а сам путь к славе. И потом, для меня слава
была бы только средством достичь кое-чего другого. По правде сказать,
именно ради этого я очень хочу славы.
– Ради вас, – хотел он прибавить и, наверно, прибавил бы, откликнись
она на то, что он ей прочел. Но ее поглощали другие мысли, она
соображала, на каком поприще он мог бы сделать карьеру, и оттого не
спросила, на что же он намекал, к чему в конечном счете стремится.
Карьера писателя не для него. В этом она не сомневалась. Он доказал это
сейчас своими дилетантскими незрелыми опусами. Рассказывает он
хорошо, но облечь свои мысли и чувства в литературную форму не
способен. Она сравнивала его с Теннисоном, с Браунингом, со своими
любимыми прозаиками, и, конечно же, он безнадежно проигрывал. Однако
она не сказала всего, что думала. Странная тяга к нему заставляла медлить