Page 97 - Мартин Иден

глазами, постарался осмыслить, вложил в напечатанные на машинке слова.
Что ж, значит, не удалось, решил он про себя. Может быть, редакторы и
правы. Он почувствовал что-то огромное, важное, а передать не сумел.
Мартин ничем не выдал, до чего он разочарован, очень легко соглашался с
замечаниями Руфи, так что она и представить не могла, насколько
несогласен он с ней в глубине души.
– А это я назвал «Выпивка», – сказал он, раскрывая другую

рукопись. – Его отвергли уже четыре или пять журналов, и все равно, по-
моему, он хороший. По правде сказать, не знаю, как к нему относиться,
знаю только, что-то я в нем схватил. Может, вы со мной и не согласитесь.
Рассказ короткий… всего две тысячи слов.
– Чудовищно!-воскликнула Руфь, когда он дочитал. – Ужас…
немыслимый ужас!
С тайным удовлетворением заметил Мартин, как она побледнела, глаза
расширены, взгляд напряженный, руки стиснуты. Он добился своего. Он
передал то, что родилось у него в голове из воображения и чувства. Ее
задело за живое. Не важно, понравился ей рассказ или нет, но он захватил
ее, завладел ею, заставил сидеть, слушать и забыть о мелочах.
– Это жизнь, – сказал он, – а жизнь не всегда красива. И может, я
странно устроен, а только, по-моему, есть в этом своя красота. Мне
кажется, красота вдесятеро прекрасней оттого, что она – здесь, где…
– Но почему несчастная женщина не могла…– вне всякой связи

прервала его Руфь. Не объяснив, что же ее так возмущает, сама себя
перебила: – О, это унизительно! Это непристойно! Это грязно!
На миг Мартину показалось, сердце его перестало биться. Грязно! Вот
уж не думал. И не хотел этого. Рассказ горел перед ним огненными
буквами, он тщетно искал грязь в этом огненном сиянии. И сердце снова
стало биться. Нет, он не виновен.
–Ну почему вы не выбрали что-нибудь попристойнее?-говорила она. –
Мы знаем, в мире существует грязь, но это еще не основание…
Она все говорила, сердито, с досадой, но Мартин уже не слушал. Он
улыбался про себя, глядя в ее девичье лицо, такое безгрешное, такое
пронзительно безгрешное, что чистота эта, казалось, проникает и в него,
освобождает от всякого мусора, омывает каким-то лучистым светом,
свежим, нежным, бархатистым, точно сиянье звезд. Мы знаем, в мире

существует грязь! Господи, что уж она об этом знает, и он усмехнулся,
точно милой шутке. И тотчас вспышка воображения нарисовала ему в
несчетных подробностях необъятное море житейской грязи, которое он
знал, которое избороздил вдоль и поперек, и он простил Руфи, что она не