Page 255 - Мартин Иден
P. 255

безмерно  счастлив,  доволен  жизнью.  Но  все  равно  за  столом  пришла
               неизбежная  реакция,  после  напряженного  рабочего  дня  никаких  сил  не
               осталось. Он сознавал, что глаза у него усталые и внутри накипает досада.
               Вспомнилось, что за этим самым столом, где теперь он ощущал презрение,
               а  чаще  скуку,  он  когда-то  впервые  обедал  среди  образованных  людей,
               приобщался к тому, что казалось ему высшей культурой и утонченностью.
               Представилось,  до  чего  он  был  жалок  в  ту  далекую  пору:  смущенный

               дикарь, мучительно перепуганный, весь в поту, озадаченный множеством
               непонятных штучек, с помощью которых следовало есть, как он трепетал
               перед грозным лакеем, как пытался с маху приобщиться к жизни, что ведут
               в  этом  обществе,  на  головокружительных  высотах,  а  под  конец  решил
               честно быть самим собой, не прикидываясь, будто все ему понятно, будто
               он знает, как себя здесь вести.
                     Чтобы успокоиться, Мартин глянул на Руфь, так пассажир на пароходе,
               вдруг со страхом подумав о кораблекрушении, ищет глазами спасательный
               круг.  Что  ж,  это  он,  во  всяком случае;  здесь  нашел-любовь  и  Руфь.  Все
               остальное  не  выдержало  испытания  книгами.  А  вот  Руфь  и  любовь
               выдержали;  биология  подтверждает  их  правомерность.  Любовь  –  самое
               возвышенное выражение жизни. Для любви хлопотала природа, создавая и
               его и всех нормальных людей. Десять тысяч веков трудилась она, да что
               там – сто тысяч, миллион, и он, человек, лучшее, что она создала. Это она
               обратила  его  любовь  в  сильнейшую  движушую  силу  и  увеличила  ее

               могущество в мириады раз, наделив его даром воображения, она послала
               его  в  мир  преходящий,  чтобы  он  трепетал  восторгом  и  нежностью  и
               сливался с любимой. Рука Мартина под столом нашла рядом руку Руфи, и
               они  обменялись  жарким  пожатием.  Она  кинула  на  Мартина  быстрый
               взгляд, глаза ее сияли, полные нежности. И он, охваченный трепетом, тоже
               смотрел  на  нее  глазами  сияющими  и  нежными;  но  он  не  понимал,  что
               сияние и нежность ее взгляда, – лишь слабое отражение того, что прочла
               она в его глазах.
                     Перед Мартином, наискосок, по правую руку мистера Морза, сидел
               судья Блаунт, член верховного суда штата. Мартин не раз встречался с ним
               и  недолюбливал  его…  Этот  судья  и  отец  Руфи  рассуждали  о  политике
               профсоюзов, о положении дел в Окленде, о социализме, и вот социализмом
               мистер  Морз  нет-нет  да  попрекал  Мартина.  Наконец  судья  Блаунт

               посмотрел через стол, благодушно и по-отечески снисходительно. Мартин
               улыбнулся про себя.
                     –  Вы  перерастете  это,  молодой  человек,  –  утешил  он.  –  Время  –
               лучшее  лекарство  от  детских  болезней.  –  Он  повернулся  к  Морзу.  –  Я
   250   251   252   253   254   255   256   257   258   259   260