Page 43 - Мартин Иден

черноглазый официант из ресторана, – теософ, член профсоюза пекарей –
агностик, какой-то старик, который озадачил всех странной философией:
что в мире существует, то разумно, и еще один старик, который без конца
вещал о космосе, об атоме-отце и атоме-матери.
За несколько часов, что Мартин там пробыл, в голове у него все
перепуталось, и он кинулся в библиотеку смотреть значение десятка
неведомых. слов. Из библиотеки он унес под мышкой четыре тома:

«Тайную доктрину» госпожи Блаватской, «Прогресс и нищету»,
«Квинтэссенцию социализма» и «Войну религии и науки». На свою беду,
он начал с «Тайной доктрины». Каждая строчка ощетинивалась
длиннющими непонятными словами. Он читал полусидя в постели и чаще
смотрел в словарь, чем в книгу. Столько было незнакомых слов, что, когда
они попадались вновь, он уже не помнил их смысла, и приходилось вновь
лезть в словарь. Он стал записывать значение новых слов в блокнот и
заполнял листок за листком. А разобраться все равно не мог. Читал до трех
ночи, голова шла кругом, но не уловил в этой книге ни единой
существенной мысли. Он поднял глаза, и ему показалось, комната
вздымается, кренится, устремляется вниз, будто корабль во время качки. Он
отшвырнул, «Тайную доктрину», пустил ей вслед заряд ругательств,
погасил свет и улегся спать. С другими тремя книгами ему повезло
немногим больше. И не потому, что он туп, ни в чем не способен
разобраться; мысли эти были бы ему вполне доступны, но не хватало
привычки мыслить, не хватало и слов-инструментов, которые помогли 6ы

мыслить. Он догадался об этом и некоторое время подумывал было читать
только словарь, пока не усвоит все слова до единого.
Зато утешением для него стала поэзия, он без конца читал стихи, и
всего больше радости приносили ему поэты не слишком сложные, их было
легче понять. Он любил красоту и нашел ее в стихах. Поэзия, как и музыка,
глубоко волновала его; и сам того не зная, через нее он готовил ум к работе
более трудной, которая ему еще предстояла. Страницы его разума были
чисты, все прочитанное, что ему нравилось, легко строфа за строфой
отпечатывалось на этих страницах, и скоро он уже с великой радостью
повторял их наизусть вслух или про себя, наслаждаясь музыкой и красотой
этих строк. Потом он случайно наткнулся на «Классические мифы» Гейли и
«Век сказки» Булфинча, стоявшие бок о бок на библиотечной полке. Это

было озарение, яркий свет во тьме его невежества, и он с еще большей
жадностью накинулся на стихи.
Библиотекарь так часто видел Мартина, что стал примечать его и
всякий раз встречал улыбкой и кивком. Оттого Мартин и решился