Page 13 - Обыкновенная история
P. 13
богатого вельможи разгорятся на тебя зубы и он захочет выдать за тебя дочь – ну, тогда
можно, только отпиши: я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-нибудь,
лишь бы с рук сбыть: старую девку или дрянь. Этакого женишка всякому лестно залучить.
Ну, а коли ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка – так того… – тут она еще тише
заговорила… – Сонюшку-то можно и в сторону. (Старушка, из любви к сыну, готова была
покривить душой.) Что в самом деле Марья Карповна замечтала! ты дочке ее не пара.
Деревенская девушка! на тебя и не такие польстятся.
– Софью! нет, маменька, я ее никогда не забуду! – сказал Александр.
– Ну, ну, друг мой, успокойся! ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что
бог даст; невесты не уйдут! Коли не забудешь, так и того… Ну, а…
Она что-то хотела сказать, но не решалась, потом наклонилась к уху его и тихо
спросила:
– А будешь ли помнить… мать?
– Вот до чего договорились, – перервал он, – велите скорей подавать что там у вас есть:
яичница, что ли? Забыть вас! Как могли вы подумать? Бог накажет меня…
– Перестань, перестань, Саша, – заговорила она торопливо, – что ты это накликаешь на
свою голову! Нет, нет! что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю. Ты
молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься – молодая жена заменит
тебе и мать, и все… Нет! Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.
Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления.
– Да что это не едет никто? – сказала она, – ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни
священник нейдет? уж, чай, обедня кончилась! Ах, вон кто-то и едет! кажется, Антон
Иваныч… так и есть: легок на помине.
Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид. Он существовал всегда и всюду, с
самых древнейших времен, и не переводился никогда. Он присутствовал и на греческих и на
римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю
возвращения блудного сына.
У нас, на Руси, он бывает разнообразен. Тот, про которого говорится, был таков: у него
душ двадцать заложенных и перезаложенных; живет он почти в избе или в каком-то
странном здании, похожем с виду на амбар, – ход где-то сзади, через бревна, подле самого
плетня; но он лет двадцать постоянно твердит, что с будущей весной приступит к стройке
нового дома. Хозяйства он дома не держит. Нет человека из его знакомых, который бы у
него отобедал, отужинал или выпил чашку чаю, но нет также человека, у которого бы он сам
не делал этого по пятидесяти раз в год. Прежде Антон Иваныч ходил в широких шароварах и
казакине, теперь ходит, в будни, в сюртуке и в панталонах, в праздники во фраке бог знает
какого покроя. С виду он полный, потому что у него нет ни горя, ни забот, ни волнений, хотя
он прикидывается, что весь век живет чужими горестями и заботами; но ведь известно, что
чужие горести и заботы не сушат нас: это так заведено у людей.
В сущности, Антона Иваныча никому не нужно, но без него не совершается ни один
обряд: ни свадьба, ни похороны. Он на всех званых обедах и вечерах, на всех домашних
советах; без него никто ни шагу. Подумают, может быть, что он очень полезен, что там
исполнит какое-нибудь важное поручение, тут даст хороший совет, обработает дельце, –
вовсе нет! Ему никто ничего подобного не поручает; он ничего не умеет, ничего не знает: ни
в судах хлопотать, ни быть посредником, ни примирителем, – ровно ничего.
Но зато ему поручают, например, завезти мимоездом поклон от такой-то к такому-то, и
он непременно завезет и тут же кстати позавтракает, – уведомить такого-то, что известная-де
бумага получена, а какая именно, этого ему не говорят, – передать туда-то кадочку с медом
или горсточку семян, с наказом не разлить и не рассыпать, – напомнить, когда кто
именинник. Еще Антона Иваныча употребляют в таких делах, которые считают неудобным
поручить человеку. «Нельзя Петрушку послать, – говорят, – того и гляди, переврет. Нет, уж
пусть лучше Антон Иваныч съездит!» Или: «Неловко послать человека: такой-то или
такая-то обидится, а вот лучше Антона Иваныча отправить».