Page 64 - Обыкновенная история

– Он… старик? – спросил Александр.
– Какой старик, фи! что вы: молодой, хорошенький!..
– Уж вы успели рассмотреть, что хорошенький! – с досадой сказал Александр.
– Вот прекрасно! долго ли рассмотреть? Я с ним уж говорила. Ах! он прелюбезный:
расспрашивал, что я делаю; о музыке говорил; просил спеть что-нибудь, да я не стала, я
почти не умею. Нынешней зимой непременно попрошу maman взять мне хорошего учителя
пения. Граф говорит, что это нынче очень в моде – петь.
Все это было сказано с необыкновенною живостью.
– Я думал, Надежда Александровна, – заметил Адуев, – что нынешней зимой у вас,
кроме пения, будет занятие…
– Какое же?
– Какое! – с упреком сказал Александр.
– Ах! да… что, вы на лодке сюда приехали?
Он молча смотрел на нее. Она повернулась и пошла к дому.
Адуев не совсем покойно вошел в залу. Что за граф? Как с ним вести себя? каков он в
обращении? горд? небрежен? Вошел. Граф первый встал и вежливо поклонился. Александр
отвечал принужденным и неловким поклоном. Хозяйка представила их друг другу. Граф
почему-то не нравился ему; а он был прекрасный мужчина: высокий, стройный блондин, с
большими выразительными глазами, с приятной улыбкой. В манерах простота, изящество,
какая-то мягкость. Он, кажется, расположил бы к себе всякого, но Адуева не расположил.
Александр, несмотря на приглашение Марьи Михайловны – сесть поближе, сел в угол
и стал смотреть в книгу, что было очень не светски, неловко, неуместно. Наденька стала за
креслом матери, с любопытством смотрела на графа и слушала, что и как он говорит: он был
для нее новостью.
Адуев не умел скрыть, что граф не нравился ему. Граф, казалось, не замечал его
грубости: он был внимателен и обращался к Адуеву, стараясь сделать разговор общим. Все
напрасно: тот молчал или отвечал: да и нет.
Когда Любецкая случайно повторила его фамилию, граф спросил, не родня ли ему Петр
Иваныч.
– Дядя! – отвечал отрывисто Александр.
– Я с ним часто встречаюсь в свете, – сказал граф.
– Может быть. Что ж тут мудреного? – отвечал Адуев и пожал плечами.
Граф скрыл улыбку, закусив немного нижнюю губу. Наденька переглянулась с
матерью, покраснела и потупила глаза.
– Ваш дядюшка умный и приятный человек! – заметил граф тоном легкой иронии.
Адуев молчал.
Наденька не вытерпела, подошла к Александру и, пока граф говорил с ее матерью,
шепнула ему: «Как вам не стыдно! граф так ласков с вами, а вы?..»
– Ласков! – с досадой, почти вслух отвечал Александр, – я не нуждаюсь в его ласках, не
повторяйте этого слова…
Наденька отскочила от него прочь и издали долго глядела на него неподвижно, сделав
большие глаза, потом стала опять за стулом матери и не обращала уже внимания на
Александра.
А Адуев все ждал: вот граф уйдет, и он наконец успеет переговорить с матерью. Но
пробило десять, одиннадцать часов, граф не уходит и все говорит.
Все предметы, около которых обыкновенно вертится разговор в начале знакомства,
истощились. Граф начал шутить. Он шутил умно: в его шутках – ни малейшей
принужденности, ни претензии на остроумие, а так что-то занимательное, какая-то
особенная способность забавно рассказать даже не анекдот, а просто новость, случай, или
одним неожиданным словом серьезную вещь превратить в смешную.
И мать и дочь совершенно поддались влиянию его шуток, и сам Александр не раз
прикрывал книгой невольную улыбку. Но он бесился в душе.