Page 65 - Обыкновенная история

Граф говорил обо всем одинаково хорошо, с тактом, и о музыке, и о людях, и о чужих
краях. Зашел разговор о мужчинах, о женщинах: он побранил мужчин, в том числе и себя,
ловко похвалил женщин вообще и сделал несколько комплиментов хозяйкам в особенности.
Адуев подумал о своих литературных занятиях, о стихах. «Вот тут бы я его срезал», –
подумал он. Заговорили и о литературе; мать и дочь рекомендовали Александра как
писателя.
«Вот сконфузится-то!» – подумал Адуев.
Вовсе нет. Граф говорил о литературе, как будто никогда ничем другим не занимался;
сделал несколько беглых и верных замечаний о современных русских и французских
знаменитостях. Вдобавок ко всему оказалось, что он находился в дружеских сношениях с
первоклассными русскими литераторами, а в Париже познакомился с некоторыми и из
французских. О немногих отозвался он с уважением, других слегка очертил в карикатуре.
О стихах Александра он сказал, что не знает их и не слыхал…
Наденька как-то странно посмотрела на Адуева, как будто спрашивая: «Что ж, брат,
ты? недалеко уехал…»
Александр оробел. Дерзкая и грубая мина уступила место унынию. Он походил на
петуха с мокрым хвостом, прячущегося от непогоды под навес.
Вот в буфете зазвенели стаканами, ложками, накрывают стол, а граф не уходит.
Исчезла всякая надежда. Он даже согласился на приглашение Любецкой остаться и
поужинать простокваши.
«Граф, а ест простоквашу!» – шептал Адуев, с ненавистью глядя на графа.
Граф ужинал с аппетитом, продолжая шутить, как будто он был у себя.
– В первый раз в доме, бессовестный, а ест за троих! – шепнул Александр Наденьке.
– Что ж! он кушать хочет! – отвечала она простодушно.
Граф наконец ушел, но говорить о деле было поздно. Адуев взял шляпу и побежал вон.
Наденька нагнала его и успела успокоить.
– Так завтра? – спросил Александр.
– Завтра нас дома не будет.
– Ну, послезавтра.
Они расстались.
Послезавтра Александр приехал пораньше. Еще в саду до него из комнаты доносились
незнакомые звуки… виолончель не виолончель… Он ближе… поет мужской голос, и какой
голос! звучный, свежий, который так, кажется, и просится в сердце женщины. Он дошел до
сердца и Адуева, но иначе: оно замерло, заныло от тоски, зависти, ненависти, от неясного и
тяжелого предчувствия. Александр вошел в переднюю со двора.
– Кто у вас? – спросил он у человека.
– Граф Новинский.
– Давно?
– С шести часов.
– Скажи тихонько барышне, что я был и зайду опять.
– Слушаю-с.
Александр вышел вон и пошел бродить по дачам, едва замечая, куда идет. Часа через
два он воротился.
– Что, все еще у вас? – спросил он.
– У нас; да, кажется, кушать останутся. Барыня приказала жарить рябчиков к ужину.
– А ты говорил барышне обо мне?
– Говорил-с.
– Ну, что ж она?
– Ничего не изволила приказывать.
Александр уехал домой и не являлся два дня. Бог знает, что он передумал и
перечувствовал; наконец поехал.
Вот он завидел дачу, встал в лодке и, прикрыв глаза рукой от солнца, смотрел вперед.