Page 67 - Обыкновенная история

– Видите, как она меня слушается! – сказала Наденька и погладила лошадь по шее.
Адуева никто и не заметил. Он, бледный, молча смотрел на Наденьку, а она, как на
смех, никогда не казалась так хороша, как теперь. Как шла к ней амазонка и эта шляпка с
зеленой вуалью! как обрисовывалась ее талия! Лицо одушевлено было стыдливою гордостью
и роскошью нового ощущения. Румянец то пропадал, то выступал от удовольствия на щеках.
Лошадь слегка прыгала и заставляла стройную наездницу грациозно наклоняться и
откидываться назад. Стан ее покачивался на седле, как стебель цветка, колеблемый ветерком.
Потом жокей подвел лошадь графу.
– Граф! мы опять через рощу поедем? – спросила Наденька.
«Опять!» – подумал Адуев.
– Очень хорошо, – отвечал граф.
Лошади тронулись с места.
– Надежда Александровна! – вдруг закричал Адуев каким-то диким голосом.
Все остановились как вкопанные, как будто окаменели, и смотрели в недоумении на
Александра. Это продолжалось с минуту.
– Ах, это Александр Федорыч! – первая сказала мать, опомнившись. Граф приветливо
поклонился. Наденька проворно откинула вуаль от лица, обернулась и посмотрела на него с
испугом, открыв немного ротик, потом быстро отвернулась, стегнула лошадь, та
рванулась вперед и в два прыжка исчезла за воротами; за нею пустился граф.
– Тише, тише, ради бога, тише! – кричала мать вслед, – за ухо держи. А! господи боже
мой, того и гляди упадет: что это за страсти такие!
И все пропало; слышен был только лошадиный топот, да пыль облаком поднялась с
дороги. Александр остался с Любецкой. Он молча смотрел на нее, как будто спрашивал
глазами: «Что это значит?» Та не заставила долго ждать ответа.
– Уехали, – сказала она, – и след простыл! Ну, пусть молодежь порезвится, а мы с вами
побеседуем, Александр Федорыч. Да что это две недели о вас ни слуху ни духу: разлюбили,
что ли, нас?
– Я был болен, Марья Михайловна, – угрюмо отвечал он.
– Да, это видно: вы похудели и бледные такие! Сядьте-ка поскорей, отдохните; да не
хотите ли, я прикажу сварить яичек всмятку? до обеда еще долго.
– Благодарю вас; я не хочу.
– Отчего? ведь сейчас будут готовы; а яйца славные: чухонец только сегодня принес.
– Нет-с, нет.
– Что ж это с вами? А я все жду да жду, думаю: что ж это значит, и сам не едет и
книжек французских не везет? Помните, вы обещали что-то: «Peau de chagrin» 12 , что ли?
Жду, жду – нет! разлюбил, думаю, Александр Федорыч нас, право разлюбил.
– Я боюсь, Марья Михайловна, не разлюбили ли вы меня?
– Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я люблю вас как родного; вот не знаю,
как Наденька; да она еще ребенок: что смыслит? где ей ценить людей! Я каждый день твержу
ей: что это, мол, Александра Федорыча не видать, что не едет? и все поджидаю. Поверите ли,
каждый день до пяти часов обедать не садилась, все думала: вот подъедет. Уж и Наденька
говорит иногда: «Что это, maman, кого вы ждете? мне кушать хочется, и графу, я думаю,
тоже…»
– А граф… часто бывает?.. – спросил Александр.
– Да почти каждый день, а иногда по два раза в один день; такой добрый, так полюбил
нас… Ну вот, говорит Наденька: «Есть хочу да и только! пора за стол». – «А как Александр
Федорыч, говорю я, будет?..» – «Не будет, говорит она, хотите пари, что не будет? нечего
ждать…» – Любецкая резала Александра этими словами, как ножом.
– Она… так и говорила? – спросил он, стараясь улыбнуться.

12 «Шагреневая кожа» (1831) – роман Оноре Бальзака (1799–1850)