Page 81 - Обыкновенная история

помешали, разлучили – способность любить опять останется неупотребленной до третьего,
до четвертого раза, до тех пор, пока наконец сердце не положит всех сил своих в одной
какой-нибудь счастливой встрече, где ничто не мешает, а потом медленно и постепенно
охладеет. Иным любовь удалась с первого раза, вот они и кричат, что можно любить только
однажды. Пока человек не стар, здоров…
– Вы все, дядюшка, говорите о молодости, следовательно о материальной любви…
– О молодости говорю, потому что старческая любовь есть ошибка, уродливость. И что
за материальная любовь? Такой любви нет, или это не любовь, так точно, как нет одной
идеальной. В любви равно участвуют и душа и тело; в противном случае любовь неполна:
мы не духи и не звери. Сам же говоришь: «Течет в жилах молоко, а не кровь». Ну, так вот
видишь ли: с одной стороны, возьми кровь в жилах – это материальное, с другой –
самолюбие, привычку – это духовное; вот тебе и любовь! На чем я остановился… да! в
солдаты; кроме того, после этой истории красавица тебя на глаза к себе не пустит. Ты
по-пустому повредил бы и ей, и себе – видишь ли? Надеюсь, этот вопрос мы с одной
стороны обработали окончательно. Теперь…
Петр Иваныч налил себе вина и выпил.
– Экой болван! – сказал он, – подал холодный лафит.
Александр смолчал, поникнув головой.
– Теперь скажи, – продолжал дядя, грея стакан с вином в обеих руках, – за что ты хотел
стереть графа с лица земли?
– Я уж сказал вам за что! не он ли уничтожил мое блаженство? Он, как дикий зверь,
ворвался…
– В овчарню! – перебил дядя.
– Похитил все, – продолжал Александр.
– Он не похитил, а пришел да и взял. Разве он обязан был справляться, занята ли твоя
красавица, или нет? Я не понимаю этой глупости, которую, правду сказать, большая часть
любовников делают от сотворения мира до наших времен: сердиться на соперника! может ли
быть что-нибудь бессмысленней – стереть его с лица земли! за что? за то, что он
понравился! как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут лучше, если мы его
накажем! А твоя… как ее? Катенька, что ли, разве противилась ему? сделала какое-нибудь
усилие, чтоб избежать опасности? Она сама отдалась, перестала любить тебя, нечего и
спорить – не воротишь! А настаивать – это эгоизм! Требовать верности от жены – тут есть
еще смысл: там заключено обязательство; от этого зависит часто существенное
благосостояние семейства; да и то нельзя требовать, чтоб она никого не любила… а можно
только требовать, чтоб она… того… Да и ты сам не отдал ли ее графу обеими руками?
оспоривал ли ты ее?
– Вот я и хочу оспоривать, – сказал Александр, вскочив с места, – а вы останавливаете
мой благородный порыв…
– Оспоривать с дубиной в руках! – перебил дядя, – мы не в киргизской степи. В
образованном мире есть другое орудие. За это надо было взяться вовремя и иначе, вести с
графом дуэль другого рода, в глазах твоей красавицы.
Александр смотрел в недоумении на дядю.
– Какую же дуэль? – спросил он.
– А вот сейчас скажу. Ты как действовал до сих пор?
Александр, со множеством околичностей, смягчений, изворотов, кое-как, с ужимками,
рассказал весь ход дела.
– Видишь ли? сам во всем кругом виноват, – примолвил Петр Иваныч, выслушав и
сморщившись, – сколько глупостей наделано! Эх, Александр, принесла тебя сюда нелегкая!
стоило за этим ездить! Ты бы мог все это проделать там, у себя, на озере, с теткой. Ну, как
можно так ребячиться, делать сцены… беситься? фи! Кто нынче это делает? Что, если твоя…
как ее? Юлия… расскажет все графу? Да нет, этого опасаться нечего, слава богу! Она, верно,
так умна, что на вопрос его о ваших отношениях сказала…