Page 82 - Обыкновенная история
P. 82
– Что сказала? – поспешно спросил Александр.
– Что дурачила тебя, что ты был влюблен, что ты противный, надоел ей… как это они
всегда делают…
– Вы думаете, что она… так и… сказала? – спросил Александр, бледнея.
– Без всякого сомнения. Неужели ты воображаешь, что она расскажет, как вы там в
саду сбирали желтые цветы? Какая простота!
– Какая же дуэль с графом? – с нетерпением спросил Александр.
– А вот какая: не надо было грубиянить, избегать его и делать ему гримасы, а напротив,
отвечать на его любезность вдвое, втрое, вдесятеро, а… эту, как ее? Наденьку? кажется,
попал? не раздражать упреками, снисходить к ее капризам, показывать вид, что не замечаешь
ничего, что даже у тебя и предположения об измене нет, как о деле невозможном. Не надо
было допускать их сближаться до короткости, а расстроивать искусно, как будто ненарочно,
их свидания с глазу на глаз, быть всюду вместе, ездить с ними даже верхом, и между тем
тихомолком вызывать в глазах ее соперника на бой и тут-то снарядить и двинуть вперед все
силы своего ума, устроить главную батарею из остроумия, хитрости да и того… открывать и
поражать слабые стороны соперника так, как будто нечаянно, без умысла, с добродушием,
даже нехотя, с сожалением, и мало-помалу снять с него эту драпировку, в которой молодой
человек рисуется перед красавицей. Надо было заметить, что ее поражает и ослепляет более
всего в нем, и тогда искусно нападать на эти стороны, объяснить их просто, представлять в
обыкновенном виде, показать, что новый герой… так себе… и только для нее надел
праздничный наряд… Но все это делать с хладнокровием, терпеньем, с уменьем – вот
настоящая дуэль в нашем веке! Да где тебе!
Петр Иваныч выпил при этом стакан и тотчас опять налил вина.
– Презренные хитрости! прибегать к лукавству, чтоб овладеть сердцем женщины!.. – с
негодованием заметил Александр.
– А к дубине прибегаешь: разве это лучше? Хитростью можно удержать за собой
чью-нибудь привязанность, а силой – не думаю. Желание удалить соперника мне понятно:
тут хлопочешь из того, чтоб сберечь себе любимую женщину, предупреждаешь или
отклоняешь опасность – очень натурально! но бить его за то, что он внушил любовь к себе, –
это все равно что ушибиться и потом ударить то место, о которое ушибся, как делают дети.
Воля твоя, а граф не виноват! Ты, как я вижу, ничего не смыслишь в сердечных тайнах,
оттого твои любовные дела и повести так плохи.
– Любовные дела! – сказал Александр, качая с презрением головой, – но разве лестна и
прочна любовь, внушенная хитростью?
– Не знаю, лестна ли, это как кто хочет, по мне все равно: я вообще о любви
невысокого мнения – ты это знаешь; мне хоть ее и не будь совсем… но что прочнее – так это
правда. С сердцем напрямик действовать нельзя. Это мудреный инструмент: не знай,
которую пружину тронуть, так он заиграет бог знает что. Внуши чем хочешь любовь, а
поддерживай умом. Хитрость – это одна сторона ума; презренного тут ничего нет. Не нужно
унижать соперника и прибегать к клевете: этим вооружишь красавицу против себя… надо
только стряхнуть с него те блестки, которыми он ослепляет глаза твоей возлюбленной,
сделать его перед ней простым, обыкновенным человеком, а не героем… Я думаю,
простительно защищать свое добро благородной хитростью; ею и в военном деле не
пренебрегают. Вот ты жениться хотел: хорош был бы муж, если б стал делать сцены жене, а
соперникам показывать дубину – и был бы того…
Петр Иваныч показал рукою на лоб.
– Твоя Варенька была на двадцать процентов умнее тебя, когда предложила подождать
год.
– Да мог ли бы я хитрить, если б и умел? Для этого надо не так любить, как я. Иные
притворяются подчас холодными, не являются по расчету несколько дней – и это
действует… А я! притворяться, рассчитывать! когда при взгляде на нее у меня занимался дух
и колени дрожали и гнулись подо мной, когда я готов был на все муки, лишь бы видеть ее…