Page 171 - Обломов

предложить.
— Сегодня воскресенье, у них пирог пекут!
— Ну, уж, я думаю, хорош пирог! — небрежно сказал Обломов. — С луком да с
морковью…
— Пирог не хуже наших обломовских, — заметил Захар, — с цыплятами и с свежими
грибами.
— Ах, это хорошо должно быть: принеси! Кто ж у них печет? Это грязная баба-то?
— Куда ей! — с презрением сказал Захар. — Кабы не хозяйка, так она и опары
поставить не умеет. Хозяйка сама все на кухне. Пирог-то они с Анисьей вдвоем испекли.
Чрез пять минут из боковой комнаты высунулась к Обломову голая рука, едва
прикрытая виденною уже им шалью, с тарелкой, на которой дымился, испуская горячий пар,
огромный кусок пирога.
— Покорно благодарю, — ласково отозвался Обломов, принимая пирог, и, заглянув в
дверь, уперся взглядом в высокую грудь и голые плечи. Дверь торопливо затворилась.
— Водки не угодно ли? — спросил голос.
— Я не пью, покорно благодарю, — еще ласковее сказал Обломов. — У вас какая?
— Своя, домашняя: сами настаиваем на смородинном листу, — говорил голос.
— Я никогда не пивал на смородинном листу, позвольте попробовать!
Голая рука опять просунулась с тарелкой и рюмкой водки. Обломов выпил: ему очень
понравилась.
— Очень благодарен, — говорил он, стараясь заглянуть в дверь, но дверь захлопнулась.
— Что вы не дадите на себя взглянуть, пожелать вам доброго утра? — упрекнул
Обломов.
Хозяйка усмехнулась за дверью.
— Я еще в будничном платье, все на кухне была. Сейчас оденусь, братец скоро от
обедни придут, — отвечала она.
— Ах, a propos о братце, — заметил Обломов, — мне надо с ним поговорить.
Попросите его зайти ко мне.
— Хорошо, я скажу, как они придут.
— А кто это у вас кашляет? Чей это такой сухой кашель? — спросил Обломов.
— Это бабушка, уж она у нас восьмой год кашляет.
И дверь захлопнулась.
"Какая она… простая, — подумал Обломов, — а есть в ней что-то такое… И держит
себя чисто!"
До сих-пор он с "братцем" хозяйки еще не успел познакомиться. Он видел только, и то
редко, с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку забора человек, с большим
бумажным пакетом под мышкой, и пропадал в переулке, и потом, в пять часов, мелькал
опять, с тем же пакетом, мимо окон, возвращаясь, тот же человек и пропадал за крыльцом.
Его в доме не было слышно.
А между тем заметно было, что там жили люди, особенно по утрам: на кухне стучат
ножи, слышно в окно, как полощет баба что-то в углу, как дворник рубит дрова или везет на
двух колесах бочонок с водой, за стеной плачут ребятишки или раздается упорный, сухой
кашель старухи.
У Обломова было четыре комнаты, то есть вся парадная анфилада. Хозяйка с
семейством помешалась в двух непарадных комнатах, а братец жил вверху, в так называемой
светелке.
Кабинет и спальня Обломова обращены были окнами на двор, гостиная к садику, а зала
к большому огороду, с капустой и картофелем. В гостиной окна были драпированы
ситцевыми полинявшими занавесками.
По стенам жались простые, под орех, стулья, под зеркалом стоял ломберный стол, на
окнах теснились горшки с еранью и бархатцами и висели четыре клетки с чижами и
канарейками.