Page 55 - Очарованный странник

радостная и говорит нянюшке:
- Князенька к нам приехал!
Я было сейчас же и поднялся, чтобы аз кухню уйти, но нянюшка Татьяна Яковлевна
разговорчивая была старушка из московских: страсть любила все высказать и не захотела
через это слушателя лишиться, а говорит:
- Не уходи, Иван Голованыч, а пойдем вот сюда в гардеробную за шкапу сядем, она его
сюда ни за что не поведет, а мы с тобою еще разговорцу проведем.
Я и согласился, потому что, по разговорчивости Татьяны Яковлевны, надеялся от нее
что-нибудь для Груши полезное сведать, и как от Евгеньи Семеновны мне был
лодиколонный пузыречек рому к чаю выслан, а я сам уже тогда ничего не пил, то и думаю:
подпущу-ка я ей, божьей старушке, в чаек еще вот этого разговорцу из пузыречка, авось она,
по благодати своей, мне тогда что-нибудь и соврет, чего бы без того и не высказала.
Удалились мы из детской и сидим за шкапами, а эта шкапная комнатка была узенькая,
просто сказать - коридор, с дверью в конце, а та дверь как раз в ту комнату выходила, где
Евгенья Семеновна князя приняла, и даже к тому к самому дивану, на котором они сели.
Одним словом, только меня от них разделила эта запертая дверь, с той стороны материей
завешенная, а то все равно будто я с ними в одной комнате сижу, так мне все слышно.
Князь как вошел, и говорит:
- Здравствуй, старый друг! испытанный!
А она ему отвечает:
- Здравствуйте, князь! Чему я обязана?
А он ей:
- Об этом, - говорит, - после поговорим, а прежде дай поздороваться и позволь в
головку тебя поцеловать, - и мне слышно, как он ее в голову чмокнул и спрашивает про дочь.
Евгенья Семеновна отвечает, что она, мол, дома.
- Здорова?
- Здорова, - говорит.
- И выросла небось?
Евгенья Семеновна рассмеялась и отвечает:
- Разумеется, - говорит, - выросла.
Князь спрашивает:
- Надеюсь, что ты мне ее покажешь?
- Отчего же, - отвечает, - с удовольствием, - и встала с места, вошла в детскую и зовет
эту самую няню, Татьяну Яковлевну, с которою я угощаюсь.
- Выведите, - говорит, - нянюшка, Людочку к князю.
Татьяна Яковлевна плюнула, поставила блюдце на стол и говорит:
- О, пусто бы вам совсем было, только что сядешь, в самый аппетит, с человеком
поговорить, непременно и тут отрывают и ничего в свое удовольствие сделать не дадут! - и
поскорее меня барыниными юбками, которые на стене висели, закрыла и говорит: - Посиди, -
а сама пошла с девочкой, а я один за шкапами остался и вдруг слышу, князь девочку раз и
два поцеловал и потетешкал на калеках и говорит:
- Хочешь, мой анфан*, в карете покататься?
Та ничего не отвечает; он говорит Евгенье Семеновне:
- Же ву при*, - говорит, - пожалуйста, пусть она с нянею в моей карете поездит,
покатается.
Та было ему что-то по-французскому, дескать, зачем и пуркуа, но он ей тоже вроде
того, что, дескать, "непременно надобно", и этак они раза три словами перебросились, и
потом Евгенья Семеновна нехотя говорит нянюшке:
- Оденьте ее и поезжайте.
Те и поехали, а эти двоичкой себе остались, да я у них под сокрытьем на послухах,
потому что мне из-за шкапов и выйти нельзя, да и сам себе я думал: "Вот же когда мой час
настал и я теперь настоящее исследую. Что у кого против Груши есть в мыслях вредного?"