Page 59 - Отцы и дети

случиться, следовательно, мне надобно уехать. Я понимаю только одно условие, при
котором я бы мог остаться; но этому условию не бывать никогда, ведь вы, извините мою
дерзость, не любите меня и не полюбите никогда?
Глаза Базарова сверкнули на мгновенье из-под темных его бровей.
Анна Сергеевна не отвечала ему. «Я боюсь этого человека», – мелькнуло у ней в
голове.
– Прощайте-с, – проговорил Базаров, как бы угадав ее мысль, и направился к дому.
Анна Сергеевна тихонько пошла вслед за ним и, подозвав Катю, взяла ее под руку. Она
не расставалась с ней до самого вечера. В карты она играть не стала и все больше
посмеивалась, что вовсе не шло к ее побледневшему и смущенному лицу. Аркадий
недоумевал и наблюдал за нею, как молодые люди наблюдают, то есть постоянно вопрошал
самого себя: что, мол, это значит? Базаров заперся у себя в комнате; к чаю он, однако,
вернулся. Анне Сергеевне хотелось сказать ему какое-нибудь доброе слово, но она не знала,
как заговорить с ним…
Неожиданный случай вывел ее из затруднения: дворецкий доложил о приезде
Ситникова.
Трудно передать словами, какою перепелкой влетел в комнату молодой прогрессист.
Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в деревню к женщине, которую он
едва знал, которая никогда его не приглашала, но у которой, по собранным сведениям,
гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того
чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то
дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его узнать о здоровье Анны Сергеевны и
что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой… На этом
слове он запнулся и потерялся до того, что сел на собственную шляпу. Однако, так как никто
его не прогнал и Анна Сергеевна даже представила его тетке и сестре, он скоро оправился и
затрещал на славу. Появление пошлости бывает часто полезно в жизни: оно ослабляет
слишком высоко настроенные струны, отрезвляет самоуверенные или самозабывчивые
чувства, напоминая им свое близкое родство с ними. С прибытием Ситникова все стало
как-то тупее – и проще; все даже поужинали плотней и разошлись спать получасом раньше
обыкновенного.
– Я могу тебе теперь повторить, – говорил, лежа в постели, Аркадий Базарову, который
тоже разделся, – то, что ты мне сказал однажды: «Отчего ты так грустен? Верно, исполнил
какой-нибудь священный долг?»
Между обоими молодыми людьми с некоторых пор установилось какое-то
лжеразвязное подтрунивание, что всегда служит признаком тайного неудовольствия или
невысказанных подозрений.
– Я завтра к батьке уезжаю, – проговорил Базаров. Аркадий приподнялся и оперся на
локоть. Он и удивился и почему-то обрадовался.
– А! – промолвил он. – И ты от этого грустен?
Базаров зевнул.
– Много будешь знать, состареешься.
– А как же Анна Сергеевна? – продолжал Аркадий.
– Что такое Анна Сергеевна?
– Я хочу сказать: разве она тебя отпустит?
– Я у ней не нанимался.
Аркадий задумался, а Базаров лег и повернулся лицом к стене.
Прошло несколько минут в молчании.
– Евгений! – воскликнул вдруг Аркадий.
– Ну?
– Я завтра с тобой уеду тоже.
Базаров ничего не отвечал.
– Только я домой поеду, – продолжал Аркадий. – Мы вместе отправимся до