Page 159 - Преступление и наказание

отсутствием Пульхерию Александровну.
Когда Раскольников пришел к своему дому, виски его были смочены потом и дышал он
тяжело. Поспешно поднялся он по лестнице, вошел в незапертую квартиру свою и тотчас же
заперся на крюк. Затем, испуганно и безумно, бросился к углу, к той самой дыре в обоях, в
которой тогда лежали вещи, засунул в нее руку и несколько минут тщательно обшаривал
дыру, перебирая все закоулки и все складки обой. Не найдя ничего, он встал и глубоко
перевел дыхание. Подходя давеча уже к крыльцу Бакалеева, ему вдруг вообразилось, что
какая-нибудь вещь, какая-нибудь цепочка, запонка или даже бумажка, в которую они были
завернуты, с отметкою старухиною рукой, могла как-нибудь тогда проскользнуть и
затеряться в какой-нибудь щелочке, а потом вдруг выступить перед ним неожиданною и
неотразимою уликой.
Он стоял как бы в задумчивости, и странная, приниженная, полубессмысленная улыбка
бродила на губах его. Он взял наконец фуражку и тихо вышел из комнаты. Мысли его
путались. Задумчиво сошел он под ворота.
— Да вот они сами! — крикнул громкий голос; он поднял голову.
Дворник стоял у дверей своей каморки и указывал прямо на него какому-то
невысокому человеку, с виду похожему на мещанина, одетому в чем-то вроде халата, в
жилетке и очень походившему издали на бабу. Голова его, в засаленной фуражке,
свешивалась вниз, да и весь он был точно сгорбленный. Дряблое, морщинистое лицо его
показывало за пятьдесят; маленькие, заплывшие глазки глядели угрюмо, строго и с
неудовольствием.
— Что такое? — спросил Раскольников, подходя к дворнику.
Мещанин скосил на него глаза исподлобья и оглядел его пристально и внимательно, не
спеша; потом медленно повернулся и, ни слова не сказав, вышел из ворот дома на улицу.
— Да что такое! — вскричал Раскольников.
— Да вот какой-то спрашивал, здесь ли студент живет, вас называл, у кого проживаете.
Вы тут сошли, я показал, а он и пошел. Вишь ведь.
Дворник тоже был в некотором недоумении, а впрочем не очень, и капельку подумав
еще, повернулся и полез обратно в свою каморку.
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его, идущего по другой
стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза в землю и как бы что-то
обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поровнялся с ним и
заглянул ему сбоку в лицо. Тот тотчас же заметил его, быстро оглядел, но опять опустил
глаза, и так шли они с минуту, один подле другого и не говоря ни слова.
— Вы меня спрашивали… у дворника? — проговорил наконец Раскольников, но как-то
очень негромко.
Мещанин не дал никакого ответа и даже не поглядел. Опять помолчали.
— Да что вы… приходите спрашивать… и молчите… да что же это такое? — Голос
Раскольникова прерывался, и слова как-то не хотели ясно выговариваться.
Мещанин на этот раз поднял глаза и зловещим, мрачным взглядом посмотрел на
Раскольникова.
— Убивец! — проговорил он вдруг тихим, но ясным и отчетливым голосом…
Раскольников шел подле него. Ноги его ужасно вдруг ослабели, на спине похолодело, и
сердце на мгновение как будто замерло; потом вдруг застукало, точно с крючка сорвалось.
Так прошли они шагов сотню, рядом и опять совсем молча.
Мещанин не глядел на него.
— Да что вы… что… кто убийца? — пробормотал Раскольников едва слышно.
— Ты убивец, — произнес тот, еще раздельнее и внушительнее и как бы с улыбкой
какого-то ненавистного торжества, и опять прямо глянул в бледное лицо Раскольникова и в
его помертвевшие глаза. Оба подошли тогда к перекрестку. Мещанин поворотил в улицу
налево и пошел не оглядываясь. Раскольников остался на месте и долго глядел ему вслед. Он
видел, как тот, пройдя уже шагов с пятьдесят, обернулся и посмотрел на него, всё еще