Page 155 - Преступление и наказание

ответил. И странною показалась Разумихину, рядом с этим тихим и грустным лицом,
нескрываемая, навязчивая, раздражительная и невежливая язвительность Порфирия.
— Ну, брат, если действительно это серьезно, то… Ты, конечно, прав, говоря, что это
не ново и похоже на всё, что мы тысячу раз читали и слышали; но что действительно
оригинально во всем этом, — и действительно принадлежит одному тебе, к моему ужасу, —
это то, что все-таки кровь по совести разрешаешь, и, извини меня, с таким фанатизмом
даже… В этом, стало быть, и главная мысль твоей статьи заключается. Ведь это разрешение
крови по совести , это… это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь
проливать, законное…
— Совершенно справедливо, — страшнее-с, — отозвался Порфирий.
— Нет, ты как-нибудь да увлекся! Тут ошибка. Я прочту… Ты увлекся! Ты не можешь
так думать… Прочту.
— В статье всего этого нет, там только намеки, — проговорил Раскольников.
— Так-с, так-с, — не сиделось Порфирию, — мне почти стало ясно теперь, как вы на
преступление изволите смотреть-с, но… уж извините меня за мою назойливость (беспокою
уж очень вас, самому совестно!) — видите ли-с: успокоили вы меня давеча очень-с насчет
ошибочных-то случаев смешения обоих разрядов, но… меня всё тут практические разные
случаи опять беспокоят! Ну как иной какой-нибудь муж, али юноша, вообразит, что он
Ликург али Магомет… — будущий, разумеется, — да и давай устранять к тому все
препятствия… Предстоит, дескать, далекий поход, а в поход деньги нужны… ну и начнет
добывать себе для похода… знаете?
Заметов вдруг фыркнул из своего угла. Раскольников даже глаз на него не поднял.
— Я должен согласиться, — спокойно отвечал он, — что такие случаи действительно
должны быть. Глупенькие и тщеславные особенно на эту удочку попадаются; молодежь в
особенности.
— Вот видите-с. Ну так как же-с?
— Да и так же, — усмехнулся Раскольников, — не я в этом виноват. Так есть и будет
всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорил сейчас, что я кровь разрешаю. Так что же?
Общество ведь слишком обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями,
каторгами, — чего же беспокоиться? И ищите вора!..
— Ну, а коль сыщем?
— Туда ему и дорога.
— Вы-таки логичны. Ну-с, а насчет его совести-то?
— Да какое вам до нее дело?
— Да так уж, по гуманности-с.
— У кого есть она, тот страдай, коль сознает ошибку. Это и наказание ему, — опричь
каторги.
— Ну а действительно-то гениальные, — нахмурясь, спросил Разумихин, — вот те-то,
которым резать-то право дано, те так уж и должны не страдать совсем, даже за кровь
пролитую?
— Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает,
если жаль жертву… Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и
глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую
грусть, — прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.
Он поднял глаза, вдумчиво посмотрел на всех, улыбнулся и взял фуражку. Он был
слишком спокоен сравнительно с тем, как вошел давеча, и чувствовал это. Все встали.
— Ну-с, браните меня или нет, сердитесь иль нет, а я не могу утерпеть, — заключил
опять Порфирий Петрович, — позвольте еще вопросик один (очень уж я вас беспокою-с!),
одну только маленькую идейку хотел пропустить, единственно только чтобы не забыть-с…
— Хорошо, скажите вашу идейку, — серьезный и бледный стоял перед ним в
ожидании Раскольников.
— Ведь вот-с… право, не знаю, как бы удачнее выразиться… идейка-то уж слишком