Page 210 - Преступление и наказание

любимую тему о заведении новой, особой «коммуны». Краткие возражения и замечания,
вырывавшиеся у Петра Петровича в промежутках между чиканием костяшек на счетах,
дышали самою явною и с намерением невежливою насмешкой. Но «гуманный» Андрей
Семенович приписывал расположение духа Петра Петровича впечатлению вчерашнего
разрыва с Дунечкой и горел желанием поскорее заговорить на эту тему: у него было кой-что
сказать на этот счет прогрессивного и пропагандного, что могло бы утешить его почтенного
друга и «несомненно» принести пользу его дальнейшему развитию.
— Какие это там поминки устраиваются у этой… у вдовы-то? — спросил вдруг Петр
Петрович, перерывая Андрея Семеновича на самом интереснейшем месте.
— Будто не знаете; я ведь вчера же говорил с вами на эту же тему и развивал мысль обо
всех этих обрядах… Да она ведь и вас тоже пригласила, я слышал. Вы сами с ней вчера
говорили…
— Я никак не ждал, что эта нищая дура усадит на поминки все деньги, которые
получила от этого другого дурака… Раскольникова. Даже подивился сейчас, проходя: такие
там приготовления, вина!.. Позвано несколько человек — черт знает что такое! — продолжал
Петр Петрович, расспрашивая и наводя на этот разговор как бы с какою-то целию. — Что?
Вы говорите, что и меня приглашали? — вдруг прибавил он, поднимая голову. — Когда же
это? Не помню-с. Впрочем, я не пойду. Что я там? Я вчера говорил только с нею,
мимоходом, о возможности ей получить, как нищей вдове чиновника, годовой оклад, в виде
единовременного пособия. Так уж не за это ли она меня приглашает? Хе-хе!
— Я тоже не намерен идти, — сказал Лебезятников.
— Еще бы! Собственноручно отколотили. Понятно, что совестно, хе-хе-хе!
— Кто отколотил? Кого? — вдруг всполошился и даже покраснел Лебезятников.
— Да вы-то, Катерину-то Ивановну, с месяц назад, что ли! Я ведь слышал-с, вчера-с…
То-то вот они убеждения-то!.. Да и женский вопрос подгулял. Хе-хе-хе!
И Петр Петрович, как бы утешенный, принялся опять щелкать на счетах.
— Это всё вздор и клевета! — вспыхнул Лебезятников, который постоянно трусил
напоминания об этой истории, — и совсем это не так было! Это было другое… Вы не так
слышали; сплетня! Я просто тогда защищался. Она сама первая бросилась на меня с
когтями… Она мне весь бакенбард выщипала… Всякому человеку позволительно, надеюсь,
защищать свою личность. К тому же я никому не позволю с собой насилия… По принципу.
Потому это уж почти деспотизм. Что ж мне было: так и стоять перед ней? Я ее только
отпихнул.
— Хе-хе-хе! — продолжал злобно подсмеиваться Лужин.
— Это вы потому задираете, что сами рассержены и злитесь… А это вздор и совсем,
совсем не касается женского вопроса! Вы не так понимаете; я даже думал, что если уж
принято, что женщина равна мужчине во всем, даже в силе (что уже утверждают), то, стало
быть, и тут должно быть равенство. Конечно, я рассудил потом, что такого вопроса, в
сущности, быть не должно, потому что драки и быть не должно, и что случаи драки в
будущем обществе немыслимы… 58 и что странно, конечно, искать равенства в драке. Я не
так глуп… хотя драка, впрочем, и есть… то есть после не будет, а теперь-то вот еще есть…
тьфу! черт! С вами собьешься! Я не потому не пойду на поминки, что была эта неприятность.
Я просто по принципу не пойду, чтобы не участвовать в гнусном предрассудке поминок, вот
что! Впрочем, оно и можно бы было пойти, так только, чтобы посмеяться… Но жаль, что
попов не будет. А то бы непременно пошел.
— То есть сесть за чужую хлеб-соль и тут же наплевать на нее, равномерно и на тех,
которые вас пригласили. Так, что ли?
— Совсем не наплевать, а протестовать. Я с полезною целью. Я могу косвенно

58 …случаи драки в будущем обществе немыслимы… — Последующая речь Лебезятникова насыщена
многочисленными пародийными откликами на основные идеи революционно-демократической публицистики
60-х годов и на роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?».