Page 21 - Старик и море

переливаясь чистым золотом в последних лучах солнца, сгибаясь от ужаса пополам и бешено
хлопая по воздуху плавниками. Она подпрыгивала снова и снова, как заправский акробат, а
старик перебрался на корму, присел и, придерживая большую бечеву правой рукой и локтем,
вытащил макрель левой, наступая босой левой ногой на выбранную лесу. Когда макрель
была у самой лодки и отчаянно билась и бросалась из стороны в сторону, старик перегнулся
через корму и втащил в лодку жаркую, как золото, рыбу с фиолетовыми разводами. Пасть
макрели судорожно сжималась, прикусывая крючок, а длинное плоское тело, голова и хвост
колотились о дно лодки, пока старик не стукнул ее по горящей золотом голове, и она,
задрожав, затихла. Старик снял рыбу с крючка, снова наживил его сардиной и закинул леску
за борт. Потом он медленно перебрался на нос. Обмыв левую руку, он вытер ее о штаны,
переместил тяжелую бечеву с правого плеча на левое и вымыл правую руку, наблюдая за
тем, как солнце опускается в океан и под каким уклоном тянется в воду его большая леса.
— Все идет по-прежнему, — сказал он. Но, опустив руку в воду, он почувствовал, что
движение лодки сильно замедлилось. — Я свяжу друг с другом оба весла и прикреплю их
поперек кормы, чтобы они ночью тормозили лодку, — сказал он. — У этой рыбы хватит сил
на всю ночь. Ну, и у меня тоже.
«Пожалуй, лучше будет, если я выпотрошу макрель попозже, — подумал он, — чтобы
из нее не вытекла вся кровь. Я сделаю это немного погодя и тогда же свяжу весла, чтобы
притормозить лодку. Лучше мне покуда не беспокоить рыбу, особенно во время захода
солнца. Заход солнца дурно влияет на всякую рыбу». Он обсушил руку на ветру, а затем,
схватив ею бечеву, позволил рыбе подтянуть себя вплотную к дощатой обшивке, переместив
таким образом упор со своего тела на лодку.
«Кое-чему я научился, — подумал он. — Пока что я с нею справляюсь. К тому же
нельзя забывать, что она не ела с тех пор, как проглотила наживку, а она ведь большая, и ей
нужно много пищи. Я-то съел целого тунца. Завтра я поем макрели. — Старик называл
макрель dorado. — Пожалуй, я съем кусочек, когда буду ее чистить. Макрель есть труднее,
чем тунца. Но ничто на свете не дается легко».
— Как ты себя чувствуешь, рыба? — спросил он громко. — Я себя чувствую
прекрасно. Левая рука болит меньше, и пищи хватит на целую ночь и еще на день. Ладно,
тащи лодку, рыба.
Старик совсем не так уж хорошо себя чувствовал, потому что боль, которую причиняла
его спине веревка, почти перестала быть болью и превратилась в глухую ломоту, а это его
беспокоило. «Со мной случались вещи и похуже, — утешал он себя. — Рука у меня поранена
совсем легко, а другую больше не сводит судорога. Ноги у меня в порядке. Да и в смысле
пищи мне куда лучше, чем рыбе».
Было темно; в сентябре темнота всегда наступает внезапно, сразу же после захода
солнца. Он лежал, прислонившись к изъеденным солью доскам, и изо всех сил старался
отдохнуть. На небе показались первые звезды. Он не знал названия звезды Ригель, но, увидев
ее, понял, что скоро покажутся и все остальные и тогда эти далекие друзья будут снова с
ним. — Рыба — она тоже мне друг, — сказал он. — Я никогда не видел такой рыбы и не
слышал, что такие бывают. Но я должен ее убить. Как хорошо, что нам не приходится
убивать звезды!
«Представь себе: человек что ни день пытается убить луну! А луна от него убегает. Ну,
а если человеку пришлось бы каждый день охотиться за солнцем? Нет, что ни говори, нам
еще повезло», — подумал он. Потом ему стало жалко большую рыбу, которой нечего есть,
но печаль о ней нисколько не мешала его решимости ее убить. Сколько людей он насытит!
Но достойны ли люди ею питаться? Конечно, нет. Никто на свете не достоин ею питаться:
поглядите только, как она себя ведет и с каким великим благородством.
"Я многого не понимаю, — подумал он. — Но как хорошо, что нам не приходится
убивать солнце, луну и звезды. Достаточно того, что мы вымогаем пищу у моря и убиваем
своих братьев.
Теперь мне следует подумать о тормозе из весел. У него есть и хорошие и дурные