Page 23 - Старик и море

светилась оттого, что он сдирал ею с макрели кожу, и он смотрел, как ее обтекает вода.
Теперь она текла медленнее, и, потерев ребро руки о край лодки, он увидел, как неторопливо
уплывают к корме частицы фосфора. — Она либо устала, либо отдыхает, — сказал старик. —
Надо поскорее покончить с едой и немножко поспать.
Он съел половину одного из филе и одну летучую рыбу, которую предварительно
выпотрошил при свете звезд, чувствуя, как ночь становится все холоднее.
— Что может быть вкуснее макрели, если есть ее в вареном виде! — сказал он. — Но
до чего же она противна сырая! Никогда больше не выйду в море без соли и без лимона.
«Будь у меня голова на плечах, — думал он, — я бы целый день поливал водой нос
лодки и давал ей высохнуть — к вечеру у меня была бы соль. Да, но ведь я поймал макрель
перед самым заходом солнца. И все-таки я многого не предусмотрел. Однако я сжевал весь
кусок, и меня не тошнит». Небо на востоке затуманивалось облаками, и знакомые звезды
гасли одна за другой. Казалось, что он вступает в огромное ущелье из облаков. Ветер стих.
— Через три или четыре дня наступит непогода, — сказал он. — Но еще не сегодня и
не завтра. Поспи, старик, покуда рыба ведет себя смирно. Он схватил лесу правой рукой и
припал к руке бедром, налегая всем телом на борт лодки. Потом сдвинул бечеву на спине
чуть пониже и ухватился за нее левой рукой.
«Правая рука будет держать лесу, пока не разожмется. А если во сне она разожмется,
меня разбудит левая рука, почувствовав, как леса убегает в море. Конечно, правой руке будет
нелегко. Но она привыкла терпеть лишения. Если я посплю хотя бы минут двадцать или
полчаса, и то хорошо». Он привалился к борту, перенес тяжесть рыбы на правую руку и
заснул. Во сне он не видел львов, но зато ему приснилась огромная стая морских свиней,
растянувшаяся на восемь или на десять миль, а так как у них была брачная пора, они высоко
подпрыгивали в воздух и ныряли обратно в ту же водяную яму, из которой появлялись.
Потом ему снилось, что он лежит на своей кровати в деревне и в хижину задувает
северный ветер, отчего ему очень холодно, а правая рука его затекла, потому что он положил
ее под голову вместо подушки. И уже только потом ему приснилась длинная желтая отмель,
и он увидел, как в сумерках на нее вышел первый лев, а за ним идут и другие; он оперся
подбородком о борт корабля, стоящего на якоре, его обвевает вечерним ветром с суши, он
ждет, не покажутся ли новые львы, и совершенно счастлив. Луна уже давно взошла, но он
все спал и спал, а рыба мерно влекла лодку в ущелье из облаков.
Он проснулся от рывка; кулак правой руки ударил его в лицо, а леса, обжигая ладонь,
стремительно уходила в воду. Левой руки он не чувствовал, поэтому он попытался
затормозить бечеву правой рукой, но бечева продолжала бешено уноситься в море. В конце
концов и левая рука нащупала бечеву, он оперся о нее спиной, и теперь леса жгла его спину
и левую руку, на которую перешла вся тяжесть рыбы. Он оглянулся на запасные мотки лесы
и увидел, что они быстро разматываются. В это мгновение рыба вынырнула, взорвав
океанскую гладь, и тяжело упала обратно в море. Потом она прыгнула опять и опять, а лодка
неслась вперед, хотя леса и продолжала мчаться за борт и старик натягивал ее до отказа, на
миг отпускал, а потом снова натягивал изо всех сил, рискуя, что она оборвется. Его самого
притянуло вплотную к носу, лицо его было прижато к куску макрельего мяса, но он не мог
пошевелиться. "Вот этого-то мы и ждали, — подумал он. — Теперь держись… Я ей отплачу
за лесу! Я ей отплачу!»
Он не мог видеть прыжков рыбы, он только слышал, как с шумом разверзается океан, и
тяжелый всплеск, когда рыба вновь падала в воду. Убегающая за борт бечева жестоко резала
руки, но он заранее знал, что так случится, и старался подставить мозолистую часть руки,
чтобы леса не поранила ладонь или пальцы.
"Будь со мной мальчик, — подумал старик, — он смочил бы лесу водой. Да, если бы
мальчик был здесь! Если бы он был здесь!» Леса все неслась, неслась и неслась, но теперь
она шла уже труднее, и он заставлял рыбу отвоевывать каждый ее дюйм. Ему удалось
поднять голову и отодвинуть лицо от макрельего мяса, которое его скула превратила в
лепешку. Сперва он встал на колени, а потом медленно поднялся на ноги. Он все еще