Page 24 - Старик и море

отпускал лесу, но все скупее и скупее. Переступив ближе к тому месту, где он в темноте мог
нащупать ногой мотки бечевы, он убедился, что запас у него еще большой. А в воде ее
столько, что рыбе не так-то легко будет с ней справиться.
"Ну вот, — подумал он. — Теперь она прыгнула уже больше десяти раз и наполнила
свои пузыри воздухом; теперь она уже не сможет уйти в глубину, откуда ее не достать, и
умереть там. Она скоро начнет делать круги, и тогда мне придется поработать. Интересно,
что ее вывело из себя? Голод довел ее до отчаяния или что-нибудь испугало во тьме? Может,
она вдруг почувствовала страх? Но ведь это была спокойная и сильная рыба. Она казалась
мне такой смелой и такой уверенной в себе. Странно!»
— Лучше, старик, сам забудь о страхе и побольше верь в свои силы, — сказал он. —
Хоть ты ее и держишь, ты не можешь вытянуть ни дюйма лесы. Но скоро она начнет делать
круги.
Старик теперь удерживал лесу левой рукой и плечами; нагнувшись, он правой рукой
зачерпнул воды, чтобы смыть с лица раздавленное мясо макрели. Он боялся, что его стошнит
и он ослабеет. Вымыв лицо, старик опустил за борт правую руку и подержал ее в соленой
воде, глядя на светлеющее небо. «Сейчас она плывет почти прямо на восток, — подумал
он. — Это значит, что она устала и идет по течению. Скоро ей придется пойти кругами.
Тогда-то и начнется настоящая работа».
Подержав некоторое время руку в соленой воде, он вынул и оглядел ее.
— Не так страшно, — сказал он. — А боль мужчине нипочем. Старик осторожно взял
бечеву, стараясь, чтобы она не попала ни в один из свежих порезов, и переместил вес тела
таким образом, чтобы и левую руку тоже опустить в воду через другой борт лодки. — Для
такого ничтожества, как ты, ты вела себя неплохо, — сказал он левой руке. — Но была
минута, когда ты меня чуть не подвела. "Почему я не родился с двумя хорошими руками? —
думал он. — Может, это я виноват, что вовремя не научил свою левую руку работать как
следует. Но, видит бог, она и сама могла научиться! Честно говоря, она не так уж меня
подвела нынче ночью; и судорогой ее свело всего один раз. Но если это повторится, тогда уж
лучше пусть ее совсем отрежет бечевой!» Подумав это, старик сразу понял, что в голове у
него помутилось. Надо бы пожевать еще кусочек макрели. «Не могу, — сказал он себе. —
Пусть лучше у меня будет голова не в порядке, чем слабость от тошноты. А я знаю, что не
смогу проглотить мясо после того, как на нем лежало мое лицо. Я сохраню мясо на крайний
случай, пока оно не испортится. Все равно сейчас уже поздно подкрепляться. Глупый
старик! — выругал он себя. — Ты ведь можешь съесть вторую летучую рыбу».
Вот она лежит, выпотрошенная, чистенькая — и, взяв ее левой рукой, он съел летучую
рыбу, старательно разжевывая кости, съел всю целиком, без остатка.
«Она сытнее любой другой рыбы, — подумал он. — Во всяком случае, в ней есть то,
что мне нужно… Ну вот, теперь я сделал все, что мог. Пусть только она начнет кружить —
мы с ней сразимся».
Солнце вставало уже в третий раз, с тех пор как он вышел в море, и тут-то рыба начала
делать круги.
Он еще не мог определить по уклону, под которым леса уходила в море, начала ли рыба
делать круги. Для этого еще было рано. Он только почувствовал, что тяга чуточку ослабела,
и стал потихоньку выбирать лесу правой рукой. Леса натянулась до отказа, как и прежде, но
в тот самый миг, когда она, казалось, вот-вот лопнет, она вдруг пошла свободно. Тогда
старик, нагнувшись, высвободил плечи из давившей на них бечевы и начал выбирать лесу
неторопливо и равномерно.
Он работал, взмахивая обеими руками поочередно. Его старые ноги и плечи помогали
движению рук.
— Она делает очень большой круг, — сказал он, — но она его все-таки делает.
Внезапно движение лесы затормозилось, но он продолжал тянуть ее, покуда по ней не
запрыгали блестящие на солнце водяные капли. Потом лесу потянуло прочь, и, став на
колени, старик стал нехотя отпускать ее понемножку назад, в темную воду.